— Вы?! — Глен удивлённо уставился на доктора. — Вы ещё и мой редактор по совместительству?

— Нет, но я имею отношение к редакционной коллегии. Можно сказать, это моё хобби. И так как у меня есть возможность пристальнее других наблюдать за вами и вашими провалами, меня взяли в обойму. К счастью, в литературе я кое-что понимаю, ещё в детстве стал книжным червём.

Глен потёр ладонями лицо и глаза. Его разум уже переполнялся новой информацией, в волнах которой терялись, казалось бы, стойкие и нерушимые представления о его настоящей реальности и истинной сущности.

— Я так тщательно вам всё растолковываю только из-за то, что сегодня вы принесли с собой сознание адекватного Глена, — продолжил Орехов. — Мы должны воспользоваться этой удачей! В нормальном состоянии вы уже не вспомните столько подробностей душевных переживаний своего предшественника. Наш с вами план на случаи очередных провалов как раз и заключался в том, чтобы попытаться убедить адекватного Глена работать на нас, ради общего блага.

Глен отмёл овладевающее его смирение и сконцентрировался на попытках мыслить логически:

— Вы говорите, что каждый раз появлялся новый Глен. Но какой же из них был настоящим? Тот, который описан в книге? Какой он?

— Хороший вопрос! — Доктор улыбнулся. — Настоящий Глен — это собирательный образ всех прочих Гленов. По крайней мере, к такому выводу мы пришли после изучения объективных данных прошлого, извлечённых через сплит-погружение. Умный, самоуверенный, со специфическим чувством юмора, в меру эмоциональный и в то же время оградивший свой внутренний мир от внешнего. Вещь в себе. При этом он зачастую весьма однобоко смотрел на происходящие вокруг него явления. Своя колокольня — его любимое место. Примерно так его можно охарактеризовать.

— Вы явно подготовились, — без эмоций произнёс Глен. — Мне надо время собраться с мыслями и оценить обстановку.

— Проблема в том, что времени у нас и не так много, — почти извиняющемся тоном сказал доктор. — Вас никто не заставляет подписываться кровью и безропотно верить каждому моему слову. Но вы можете собираться с мыслями, параллельно работая над новыми главами.

Глен едва усидел в кресле:

— Так всё это и правда из-за какой-то книги? — Он взял в руку многостраничный том и потряс им в воздухе словно тонким журналом. — По вашей версии я погиб много десятилетий назад, а вы встречаете меня в своём санатории с циничным расчётом главы международной корпорации. И вообще, — он даже с некоторым презрением посмотрел на книгу, — мне не нравится ни дизайн обложки, ни название. Мне сложно представить, что это написал я. Пусть не совсем я, но вы поняли, о чём речь.

— Георгий Аркадьевич! — терпение Орехова вмиг просочилось как песок сквозь пальцы. — Давайте вы будете заниматься тем, что у вас получается лучше всего — писать и ещё раз писать! А решение околокнижных вопросов оставьте нам. Именно так мы с вами работали последние лет пятьдесят. И успешно работали, стоит признать.

— Пятьдесят лет назад вы ещё щеголяли в другом теле. Случайно не проверяли, в каком?

— Говоря «мы», я подразумеваю не только себя и вас, но и всё издательство в целом. Мне хорошо знакома ваша биография, для этого не потребовалось наводить справок. — Орехов выразительно кивнул на книгу.

— Вы не ответили на вопрос.

— На какой? Кем я был в прошлой жизни? Я не могу на него ответить, потому что я не знаю.

— Да ладно! Вы занимаете столь высокую должность в санатории, специализирующемся на подобных услугах, и сами при этом ни разу не заглядывали в замочную скважину соседней комнаты?

— Верите или нет, но я пока не решился на такой шаг. И дело не столько в боязни деперсонализации или прочих побочных эффектов, сколько в нежелании искусственно предопределять своё будущее. На данном этапе жизни.

Чувство удивления свело на лбу Глена его седые брови.

— Причём здесь будущее?