Лео не отводил руки.

— Чем дольше мы будем прощаться, тем сложнее будет нам обоим. К тому же я убеждён, мы ещё увидимся.

— Как говорят в таких случаях — в следующей жизни. И мы ли это будем?

— Стивен Бейкер сказал: «Котята рождаются с закрытыми глазами. Они их открывают примерно через шесть дней, осматриваются, а потом закрывают их снова и так проводят большую часть своей жизни». Так вот, Глен, мы с тобой котята и всегда ими будем. Не всё ли равно, какими глазами смотреть на мир, если они всё равно закрыты?

— Да, и это печально…

— Хотя одна английская пословица гласит, что с точки зрения кошек, всё на свете принадлежит им.

— Но ведь это не так. Сладкий самообман.

— Ты надоел мне! — Леонид подкатился и сам схватил Глена за руку. — Ведёшь себя как гибрид зануды и семнадцатилетней девчонки перед расставанием с парнем. — Он задумчиво посмотрел на Глена и неожиданно спросил: — Не хочешь прочитать стихотворение, которое я написал в шестнадцать лет, ещё даже не догадываясь о существующей модели бытия? Оно отчасти отражает мою усталость и разочарование, накопившиеся к тридцати годам.

— Ты писал стихи?

— Иногда. — Он покопался в бумагах и протянул сложенный вдвое белый лист. Всё своё всегда ношу с собой, подумал Глен. — Не знаю, может, в то время и у меня был некий внутренний творец, без конца подкидывающий фаталистические идеи с налётом депрессивного пессимизма. Впрочем, я склонен винить во всём юношеский максимализм.

Глен развернул лист и начал читать:

Когда Глен дочитывал стихотворение, почему-то вспоминая лорда Гобеля и его чучел на комнатных полках, Леонид ловко что-то начёркал на сиреневом листе и засунул ручку обратно в карман.

— Не смотри так. — Он отвёл взгляд в сторону окна. — Какое яркое солнце. Я представляю…

Последних слов Глен не расслышал. Вместо них по каюте разнеслось едва уловимое эхо незаконченной фразы — Леонид исчез. Прошло не менее пяти минут, прежде чем Глен сдвинулся с места. Он взял распечатки и с трудом расшифровал написанные Лео загогулины: «Твоя музыка — УГ. И нечего читать это!». Глен нашёл в себе ресурсы на ещё одну вялую улыбку.

— Ты неисправим, Лео, — сказал он вслух и бережно упаковал листы. — Даже перерождение тебя не изменит.

«Теперь эта папка для тебя как урна с прахом брата по разуму, — подкинул неожиданное сравнение внутренний голос. — После ужина сожги листы и развей их пепел по морю. Красиво сказал, да?».

Глен спрятал папку под подушку, вышел из каюты, закрыл дверь и подёргал за ручку. Надёжно заперто. Спускаясь по лестнице, он наткнулся на Палмера.

— Ты уже здесь? — Глен инстинктивно удивился вовсе не быстрому перемещению Палмера, но преподнёс всё именно в таком свете.

— Надо убедиться, что всё соответствует плану. А где Леонид?

На кой чёрт тебе он сдался именно сейчас??