– Приезжает, когда находит время, ― и все-таки, как бы тетушка не пыталась скрыть тоску и какую-то печаль, она так и сквозила в ее словах. ― Помогает, чем может. Видишь, какой кухонник мне купил, ― последними словами она как будто подбадривала саму себя. Видимо, несмотря на помощь сына, она была чем-то недовольна, но старалась об этом не говорить и не признаваться даже самой себе.

Максим не решился развивать эту тему дальше, потому что проникся ситуацией тетушки. Он тут же понял ее печаль, лишь стоило ему поставить себя на ее место. Любимый сын теперь был настолько самостоятельным, что ему больше не нужна была помощь матери. И хотя он старался делать для нее по возможности все, что в его силах, чтобы компенсировать недостаток внимания, но на сердце у нее все равно была рана, и залечить ее было очень трудно.

– А как поживает Лиза? ― с осторожностью спросил Максим тетю Настю о ее дочери.

На этот раз никакой заминки не было, и, когда тетушка начала говорить, в голосе ее уже не слышалось горечи.

– Ой, слава Богу, все замечательно! ― как раз в этот момент тетя Настя закончила, наконец, свои манипуляции на кухне, так что через несколько секунд перед Максом на столе появился, кроме всего прочего, еще и очень аппетитно выглядевший салат. ― Представляешь, ― добавила тетушка, садясь, напротив Макса, ― я ведь теперь бабушка.

Когда она сказала это, в ее глазах заплясали искорки счастья, а лицо озарила светящаяся улыбка. Увидев ее такой счастливой, Максим поневоле и сам заулыбался во всю ширину рта.

– Круто, ― вырвалось у него. ― Значит, я теперь дядя? Слушайте, а кто родился ― мальчик или девочка?

– Девочка, ― ответила тетушка, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать от радости. ― Алисой назвали.

– Красивое имя.

И они так проговорили несколько часов подряд. Разговор шел обо всем на свете, начиная детьми и заканчивая политикой. Пока разговаривали, Максим угощался всякой вкуснятиной, приготовленной тетушкой. Честно говоря, то, как готовила тетя Настя, ему нравилось гораздо больше, чем готовка его матери, но своей маме он этого, ясное дело, никогда бы сказать не решился, но от себя скрывать этого не мог.

– Тетя Настя, вы готовите просто обалденно, ― наконец сознался он. ― Прям, пальчики оближешь.

– Ахахахаха… ― раздался громкий смех тетушки. ― Для любимого племянника ничего не жалко. Хочешь, я еще приготовлю? ― вдруг спросила она.

– Нет, нет, спасибо, ― поспешил Макс остановить порыв драгоценной тетушки. ― Я итак объелся до отвала, так что, боюсь, не встану. ― И он улыбнулся как можно теплее, чтобы как-то сгладить мягкий отказ на заботу.

На минуту повисло молчание, но оно не было тяжелым. Так молчат понимающие люди, когда просто уже не о чем говорить. Но это ни в коем случае не значило, что оно хоть чуть-чуть их тяготило. Каждый думал о своем, вспоминая, о чем бы еще поговорить.

– А как там поживает мой старший брат? ― вдруг спросила тетушка. Взглянув на нее, Макс увидел серьезную заинтересованность на ее лице.

– Да с ним вроде как все нормально, ― немного неловко отозвался Максим. ― Он ведь мой отец, и я не знаю, как его оценивать непредвзято, ― сознался он с потяжелевшим сердцем.

– А если оценивать предвзято, что бы ты про него сказал? Только честно!

Из груди Макса вырвался вздох. Вообще-то он ни с кем не говорил на эту тему, но тетушка была, в каком-то смысле, даже более родным человеком, чем иной раз родители, и он вдруг понял, что и сам не против поделиться с ней своими мыслями.

– Мы с ним не ладим, ― признался Максим. ― Он вечно ко мне цепляется, и я часто не понимаю, что ему от меня надо. Иногда мне начинает казаться, что он отрывается на мне за какие-то собственные промахи. Если честно, то во мне в какой-то момент исчезла вся та детская любовь к отцу, а иногда даже просыпалась откровенная злоба и ненависть. Я не знаю, откуда это все взялось в моей душе, и мне бы совершенно не хотелось, чтобы все и дальше продолжалось так же, но от себя уходить я тоже не могу. Я не могу притворяться, что все хорошо в наших с ним семейных отношениях. Если так будет продолжаться и дальше, то, чувствую, так и до драки дело может со временем дойти, потому что во мне с каждым годом усиливается собственное мнение, и, соответственно, так же растет и сила сопротивления его гребанным наставлениям.

Произнеся столь бурную речь, Максим замолчал, чтобы отдышаться. Из него только что вылилось столько скрытых до этого ото всех мыслей, что сейчас ему вдруг стало как-то неловко. Видимо, тетушка почувствовала его неловкость, потому что очень мягко произнесла: