— Возможно, мне лучше убить герцога?

— нет-нет, — Эдвин усмехнулся, — с Велье мы разберемся чуть позже. может, он еще одумается. А с этим… ничтожеством мне и говорить не о чем. Да и вообще, что-то зажился он.

— но Светлейший…

Эдвин шагнул к решетке, ему даже показалось, что он поймал взгляд Мартина.

— Слушай сюда. Светлейший знать не знает о тебе. напомнить, благодаря кому? Вспомнил? так вот. Я хочу, что бы это недоразумение, которое сейчас на троне и которое собралось жениться вторично, завтра же умерло тихо и быстро. Разумеется, от естественных причин. Я хочу, чтобы ты этой же ночью сплел заклинание, или как вы там это делаете.

Мартин помолчал, и Эдвин вдруг испугался, потому что его слуга был на свободе, а он, Эдвин Лоджерин, за решеткой. того, кто за решеткой, можно и вовсе не слушать.

— Сделаешь? — твердо спросил он.

— Как пожелает ваше высочество, — негромко ответил Мартин.

— тогда иди. И сделай все побыстрее, и чтобы никто ничего не заподозрил.

— Почему вы думаете, что вас после этого освободят? — спросила тень, — у вас слишком много недоброжелателей. И точно так же многие не прочь занять трон.

Эдвин невольно улыбнулся.

— Потому что у меня есть ты, Мартин. И потому что все желающие занять мое законное место будут умирать. Ведь будут же?

— Я вам верен, — отозвался Мартин. И добавил, — мне нужно идти, ваше высочество. Все сделаю, как вы приказали.

— Иди, — и Эдвин откусил хлеба.

После того, как Мартин бесшумно растворился в темных коридорах, а хлеб с ветчиной были съедены, Эдвин ощутил прилив сил.

Возможно, этот прилив сил был объясним ещё и тем, что наконец он принял некоторое решение, которое должно было перевернуть всю его жизнь. никто больше не будет давить на него, поучать, орать, брызжа слюной. никто больше не будет будить воспоминания о матери.

В конце концов, если король позволил себе убить королеву, то почему он, Эдвин, не может убить короля?

Чужими руками ещё и проще.

«ты сам виноват, — подумал он, обращаясь к недоумку папашке, — не надо было меня трогать. И все из-за какой-то нищей баронской семьи, подумать только!»

Конечно же, это было неправильно. А правильно было — поставить на место герцога Велье, который — ну это же очевидно — метил на трон.