Мартин шевельнулся.

— многие радуются, ваше высочество.

— то есть как?!

— Для вас не должно быть секретом, что многие вас не любили…

— Сукины дети.

он снова задумался. И пробормотал:

— Хотел бы я знать, что задумал мой драгоценный папенька.

— В коридорах шептались, что, мол, наконец… простите, наконец от самодура избавятся.

— Это я-то самодур? — Эдвин едва не подавился, — они под самодуром уже сорок лет!

— Все привычное кажется лучше, — заметил тихо Мартин, — ходят слухи, что вас в самом деле будут судить.

— Я не убивал семью Велье, — мрачно ответил Эдвин.

— А я в некоторой мере понимаю вашего отца. Герцог Велье, когда нашли тела его родственников, бросил клич по вассалам и собрал войско.

— А что Светлейший?

— А что Светлейший? Дело Светлейшего — молчать и молиться. Вы прекрасно знаете, что дела мирские его мало заботят. Или заботят в той мере, в какой ему это выгодно.

— Да что ж за мрази кругом…

— Как понимаете, герцог с войском — весомый аргумент, чтоб отдать вас под суд, даже если вы и невиновны.

— Понимаю, — задумчиво протянул Эдвин.

мысли крутились в голове, одна за другой, и, казалось — вот-вот должна сверкающим кристаллом блеснуть та самая, важная, которая положит конец всей этой совершенно бредовой ситуации.

— А знаешь, — вдруг сказал Эдвин, — я хочу, чтобы ты убил папашку. тогда им ничего не останется, как посадить меня на трон.

темнота в том месте, где стоял Мартин, шевельнулась.