Аларик вскинул руки, выдыхая последние словоформы преобразования Силы, и с пальцев сорвалась темная паутина, в полете сплелась в сложный узор, распахнулась невесомой сетью над грибом, накрывая его.
Из-под земли вырвался свет чужой магии, легко, словно играючи, вспорол плетение, заставляя Аларика вздрагивать — рвущиеся нити заклинания отдавались острой жалящей болью в висках.
Пока что… все под контролем.
И нити нужно срастить. Или накрыть вторым слоем заклинания.
Под контролем, да. но раньше хватало одного слоя, одной сетки — по крайней мере там, где Аларик работал.
Как не убеждай себя, что все хорошо, но в душе проклюнулись первые ростки страха.
Если раньше не было такого, значит, очень мощный прорыв, много вложено вергами Силы, а она подогрета древним проклятием королевы. А что, если и второй сети окажется мало? А вдруг у него не хватит времени, чтобы обратиться к ковену за помощью? Вдруг?..
он быстро смахнул выступивший на лбу пот. Без паники, Аларик. ты просто работаешь, а когда работаешь, мысли не должны метаться, как испуганные овцы. Голова всегда должна оставаться холодной, потому что страх делает человека слабым и глупым.
Глубоко вдохнув — выдохнув, он черпнул свой резерв до самого дна, спешно выплетая вторую сеть, морщась от простреливающей, пульсирующей боли в висках.
Вторая сеть вышла еще лучше первой. но опускалась уже не поверх земляного гриба — поверх сияющего пузыря, который вот-вот лопнет. Аларик, скрипя зубами, смотрел сквозь застилающую взгляд серую пелену: уже пора бы привыкнуть, но каждый раз он думает о том, как же это красиво-страшно, когда темная сеть распадается хлопьями, и они гасят, гасят рвущийся в этот мир чужой свет.
«У меня получилось!»
… Разбивают сияние на островки, давят, вколачивают обратно… Чтобы в последнее мгновение с грохотом разлететься на ошметки. Кровавые ошметки. Плоть чужого мира тоже кровоточит, когда ее рвут.
Бахнуло знатно, так, что заложило уши. он пошатнулся, но на ногах устоял. В лицо ударило порывом ветра вперемешку с комьями земли. мелькнула запоздалая мысль, что не нужно так близко подходить — и в то же время издалека не набросишь гасящую прорыв паутину.
Аларик не удержался, зажмурился — а когда снова открыл глаза, на месте гриба осталось выгоревшее пятно, большое, шагов десять в диаметре. Кусками пепла, на котором застыли жемчужные капли, забросало все поле.
он про моргался, потер глаза. Да, на обгорелых обрывках чего-то… так похожего на внутренности животного и в самом деле блестели застывшие капли. на самом деле он не знал, что это, но для себя просто привык думать, что это и есть кровь чужого мира. он ведь разнес в клочья часть его, так отчего бы не быть крови.
И, похоже, только она и светилась тонким, едва заметным узором на темной земле. он с трудом сообразил, что его магия заняла несколько часов — удивительным образом уже настала ночь. Вот так, Аларику казалось, что все происходило быстро — а на самом деле прошло немало времени, и небо — совершенная чернота, холодная, прямо как та магия, что угнездилась в нем самом.
он поднял лицо, пытаясь высмотреть хоть одну звезду — но нет. Все затянуло тучами. Сколько часов он простоял, потеряв ощущение времени, отдавшись магии? И тело вот затекло. И поясницу ломит. А что творится с головой — даже думать больно…
«но я все сделал», — с усилием подумал он.
И сам себе напомнил, что надо возвращаться, пока не полило, и Енм не размок, а ведь если будет действительно сильный ливень, то обязательно размокнет, — тогда придется брести пешком.
Голем послушно стоял там, где его оставили, темная прореха в темноте ночи. Аларик забрался ему на спину, по привычке послал магический импульс. Сил не было. Заклинание все выпило. но и магия ушла, резерв был совершенно пуст — и ощущать теплую пустоту вместо холодного кома под сердцем было даже приятно. Если бы не проклятая мигрень!