Тишина.

– Я звоню по работе.

Тишина.

– Верно ли, что начальник встречался с Эгоном Боргом позавчера, в 13.15?

– Да.

– Когда закончилась встреча?

– Я не знаю.

– Спасибо.

Щелчок.

От его руки остались влажные следы на трубке. Они явно еще не были готовы разговаривать.

Кто-то ему говорил, он не помнил кто, что Кафа сидела на допросе, когда Фредрик последний раз был в офисе. Он встал и направился в комнату для допросов, где в прошлый раз они беседовали с Эгоном Боргом. Над дверью горела красная лампочка, предупреждавшая, что комната занята и вход запрещен. Тем не менее, он не мог на этом успокоиться. Ведь Кафа не могла просто так исчезнуть. На нее это не похоже. Он подумал о синяках. Могло ли с ней что-то случиться? Что-то личное? Он постоял, держась за ручку двери, послушал, но дверь была, конечно, звукоизолирована. Резким движением он распахнул ее.

Комната оказалась пуста. Но стул, где обычно сидел допрашивающий, был опрокинут на спинку, а рядом с ним лежала сумка. Это сумка Кафы. Робкие зачатки благополучия, с которыми он начал день, улетучились вмиг. Что-то не так.

На столе лежала фотография. Снимок Анастасии Шаниной. Видимо, Кафа сняла его с доски. Но зачем?

Он исследовал содержимое сумки. Документы. Несколько страховых бумаг и отчет о расследовании от участкового в Тьелльсунне. Нераскрытая кража в кабинете врача. Кажется, Кафа упоминала что-то подобное? Какое-то дело с участием Агнес Усе?

Он стоял и размышлял, пока механический щелчок не вернул его к реальности. Беспрестанное жужжание, которое замечают только, когда включается вентиляция, наполнило комнату.

Что-то лежало на полу, там где стояла сумка. Часы Кафы. Он поднял их. Стрелки стояли на месте. Без двух минут двенадцать.