— А ну, пошла-а!

Молодой воин в самом хвосте колонны прикрикнул на свою лошадь, чем-то всполошенную, вставшую на месте и косившую глазом на густой придорожный кустарник.

— Чего ты, Бежан, рот раззявил? Повышать голос приказа не было. — Сделал внушение шедший за молодым воин в летах.

— А, чего она…

— Нишкни! На летник выйдем, ох получишь у меня.

Он, слыша словестный нагоняй, хмыкнул про седя. Все это показалось до боли узнаваемым. То, что в прошлом он был воином, теперь не вызывало никаких сомнений.

Тропа выплеснула военный караван к околице довольно большой, по виду зажиточной деревеньки в три десятка дворов. Причем дорожный загиб представил глазам воев сначала широкий луг, а вот уже за ним домишки по обеим сторонам единственной улочки, в центре которой, издали возвышалась маковка деревянной церквушки.

— Чудно! — высказал удивление в голос Хольми. — Византийская вера дошла и в лесную глушь.

Луг, огибая жилища и огороды, примыкал к змейке поросшей ивняком мелкой речушки, больше похожей на широкий и глубокий ручей.

Лепота! Летнее солнце, находившееся в зените, жаря неимоверно, создавало влажную духоту в самой чащобе, а здесь микроклимат. Легкий ветерок со стороны реки приносил прохладу, заставив тела, закованные в брони слегка расслабиться. Глаза людей вставших полукругом у кромки поляны, блуждали по местным достопримечательностям. Деревня будто вымерла. Никого! Никого, ни людей, ни скотины. Не слышен и лай собак, а ведь здесь поселились те, кто пробавляется охотой, ею же и живут.

— Хольми, Глеб где? — спросил у дозорного боярин.

— Десятник там, — указывая направление, скандинав махнул рукой в сторону, — в деревне. Они с Юшком по хатам пошли. Глядишь, может, и разыщут кого живого. А так, на скорый погляд, дак деревня брошена.

— Как думаешь, давно?

— С седмицу точно, боярин.

Сразу за околицей, деревня встретила отряд неказистыми избами, скорее всего в них проживает поселковая беднота. Ну, этого следовало ожидать. Все как везде. Садко повел воинов по набитой дороге. Кругом ни души. Вымерла деревня! Придержал жеребца на скромной деревенской площади напротив храма, подал команду:

— Всем спешиться! А ну, пробежались по жилищам, прошерстили все что можно. Живых ищите!

Бойцы с энтузиазмом бросились исполнять приказ. Сойдя с лошади, Удал размял ноги. Он не дружинник, значит приказ отдан не ему. Сам Садко не слазя с седла наблюдал за подчиненными, которые рассыпавшись командами, проверяли дом за домом. Услыхав топот копыт, повернул голову на звук. Глеб, его десятник, находившийся в передовом дозоре, несся во весь опор со стороны леса. Осадил на полном скаку лошадь у самих стремян боярского рысака, отдышавшись, доложил:

— Деревня пуста, батька! Только живую душу я все ж отыскал!

Десятник осклабился в улыбке. Вот он я какой! Хвали! Но, судя по всему, Садко не было никакой охоты терять попусту время на похвальбу. Хотел было отчитать весельчака, да вспомнил, что по возрасту десятнику нет еще и тридцатника. Молодой, лихость и жажда деятельности прет из него как вода из реки в половодье.

— Хм! Говори. Чего тянешь? Кого нашел? Где? Сколько?