• Что вы делали?
• С кем вы были?
• Что вы чувствовали?
• Какое это было время дня?
Кроме того, они попросили студентов оценить свою уверенность в точности каждого ответа по шкале от 1 (всего лишь предположение) до 5 (абсолютная уверенность).
Затем, осенью 1988 года, по прошествии двух с половиной лет, они задали тем же студентам те же вопросы и сравнили ответы – то есть воспоминания, хранящиеся в эпизодической памяти, – с первоначальными. Насколько надежной оказалась их эпизодическая память? Никто из студентов не показал 100-процентный результат, то есть через два с половиной года ни один человек не дал ответы, полностью совпадающие с ответами через 24 часа после трагедии. 25 процентов участников эксперимента показали нулевой результат. Каждый ответ, данный этими студентами, отличался от того, о чем они рассказывали непосредственно после взрыва. Их воспоминания о событии, случившемся всего два с половиной года назад, были полностью ложными. Половина студентов смогли правильно вспомнить свой ответ только на один из вопросов.
Кроме того, исследователи спросили студентов, отвечали ли они раньше на эти вопросы. Утвердительно ответили только 25 процентов участников эксперимента, а 75 процентов были уверены, что никогда раньше не видели этой анкеты.
Таким образом, по прошествии всего лишь двух с половиной лет в воспоминаниях молодых людей обнаружилось
Вовсе нет. Вы можете быть на 100 процентов уверены в своих ярких воспоминаниях и в то же время на 100 процентов ошибаться. Если вновь обратиться к студентам из Университета Эмори, то можно увидеть, что независимо от точности их воспоминаний все они демонстрировали высокий уровень уверенности в том, что помнили, – даже когда им доказывали, что они абсолютно неправы.
Весной 1989 года этим же студентам показали оба варианта ответов на вопросы. Столкнувшись с множеством несоответствий между новыми воспоминаниями о взрыве и первоначальным рассказом, они были убеждены в точности более поздних воспоминаний, то есть ошибочной версии. Найссер и Харш неверно предположили, что подробности оригинала – как бы то ни было, собственноручно записанные студентами – послужат мощным стимулом, запускающим точные воспоминания о том, что они действительно видели 28 января 1986 года. Но этого не случилось. Все участники эксперимента настаивали на точности более поздних воспоминаний и недоумевали по поводу несовпадений, растерянно глядя на свой оригинальный рассказ. «И все-таки я думаю, что это было не так», – сказал один из студентов. Их воспоминания изменились необратимо. И стали ложными.
Однако с учетом того, что мы знаем об эпизодической памяти, эта убежденность в точности скорректированных воспоминаний совершенно логична. Каждый раз, когда мы «достаем с полки» своего мозга записи о событиях, обращаемся к эпизодической памяти, она становится уязвимой для изменений, и, прежде чем снова положить воспоминания на полку, мы переписываем только что извлеченную версию, заменяя новой редакцией, которая содержит все внесенные изменения. Таким образом, если предположить, что все студенты говорили или думали о взрыве космического челнока по крайней мере один раз после заполнения первых анкет, то оригинальная история о катастрофе давным-давно была стерта из их памяти и заменена новыми версиями, которые могли непреднамеренно все больше расходиться с тем, что произошло на самом деле.
Предположим, что вы вместе со школьной подругой вспоминаете, как двадцать лет назад поехали на концерт Джимми Баффетта. Предположим также, что с тех пор вы ни разу не вспоминали об этом концерте. Делясь своими воспоминаниями, подруга сообщает подробность, которая заставляет вас вспомнить о том, что вы забыли.
«Помнишь, с нами поехала Джен», – говорит она.
«О боже, точно! – восклицаете вы. – Я совсем забыла о ней, но теперь вспомнила. Она была на заднем сиденье!»
Эта подробность хранилась в вашем мозге, но нейронные связи, ассоциирующие «Джен» с остальными воспоминаниями, были слабыми и не активировались самостоятельно, без дополнительной подсказки. Конечно, теперь вы уже понимаете, что вы обе могли ошибаться. Возможно, Джен была с вами на концерте Rolling Stones, а не Джимми Баффетта. Или ехала на переднем сиденье, а не на заднем. В любом случае то, что вы сумеете вспомнить, в значительной степени зависит от доступных подсказок поиска.
Допустим, Джен действительно ездила с вами на тот концерт. Теперь предположим, что вы не забыли о концерте на два десятка лет, а за прошедшие годы часто вспоминали об этом событии, но каждый раз не включали Джен в извлеченные воспоминания. Вы уже знаете, что при каждом извлечении из памяти усиливается и заново консолидируется новая версия. И поскольку вы забывали включать Джен в каждую следующую версию, то могли напрочь потерять эту подробность. Теперь «Джен» утратила даже слабую связь с воспоминаниями о концерте. В таком случае вы, скорее всего, не поверите воспоминаниям подруги.
«Нет, Джен не было на заднем сиденье, – скажете вы. – Извини, но я не помню, что она вообще была с нами на концерте». Вы настаиваете на той истории, которую помните, даже при наличии убедительных свидетельств обратного – подобно студентам из Университета Эмори, которые не верили собственным записям о взрыве «Челленджера», сделанным двумя годами раньше.
Таким образом, ваши воспоминания о событиях прошлого могут быть как верными, так и абсолютно ошибочными – или лишь отчасти совпадать с тем, что было на самом деле. Поэтому, когда в следующий раз ваш супруг или супруга будут настаивать, что они точно помнят произошедшее, но их история не совпадает с тем, что помните вы, не спешите вступать в спор. Поймите, что у вас обоих, по всей вероятности, хранится искаженная информация об этих общих воспоминаниях, и примиритесь с тем, что всей правды о том, что произошло тогда, вы никогда не узнаете.
8
Что вертится на языке