И все же от мальчика им было не скрыть все эти хищные взгляды, которые гости бросали на посуду, шелк, книги, меха, которыми одаривал их агахан в каждый свой приезд… Гости смотрели и на него. Без жалости, с отвращением. Так же, как смотрели все это время на его мать, поселившуюся в Мертвых Пустошах по велению отца.

Он не мог взять ее с собой в столицу, в Изершад. Не мог и оставить здесь… но ведь оставил? Бросил жену и сына среди общины безъязыких почитателей Смерти на целых пять лет, возвращаясь так же редко, как дождь проливался на эти проклятые земли… А что же теперь? Заперся в ее комнате, словно имел право быть с ней в ее последние часы!

Но он не имел! Ведь ее смерть – это и его вина!

Высокие, худые фигуры в выцветших на беспощадном солнце темных лохмотьях стояли перед дверью в комнату его матери на коленях, сложив руки в молитве. Низкий монотонный звук из бессловесного “пения”, убаюкивавший его раньше, когда Ульд слышал его доносящимся из храма на закате, теперь раздражал. Приводил в бешенство! Потому что ничем его было не заглушить… потому что пробирал он до самого сердца и эхом разносился по грудной клетке мальчика, напоминая, что сегодня они поют о его матери.

– Хватит! Замолчите!

Но ни одна фигура в выцветшей хламиде даже не повернулась к нему. Они не понимали его слов или просто не хотели слушать… Ведь кто для них Ульд, этот маленький заплаканный мальчишка? Бастард, третий сын агахана, которому не светит и капли власти. Не больше чем пыль на сапогах его куда более сильных братьев! А ведь те, скорее всего, даже не позволят несчастному дожить до совершеннолетия…

***

…больно…

Острые песчинки летят в лицо, царапая кожу, норовя набиться под веки. Буря набирает обороты и он уже не видит куда идет! Ноги вязнут в песке… стоит лишь сделать шаг, как беспощадный ветер наметает его прямо на ноги. Но от этого будто легче. От сопротивления. Словно он что-то делает! И Ульд кричит буре изо всех сил, о том, что ненавидит… о том что любит…. и о том, что потерял.

– Мама… мамочка…

Когда в мышцах не осталось сил, он просто упал на колени и завалился на бок, прижав их к себе, защищаясь от ветра. Песок заметал его сверху, но Ульд даже и не думал сопротивляться. Зачем? В его жизни больше не было смысла. Но хуже этого было то, что в самой жизни больше не было смысла для него. Уставший от слез и выбившийся из сил от горя, мальчишка даже не заметил, как провалился в сон. Такая желанная им в этот миг, всеобъемлющая пустота почти поглотила его разум, даря милосердный покой… почти.

Тихий голос, едва различимый где-то на границе сознания, не позволил уйти насовсем. Он снова и снова доносился, напоминая о своем присутсивии. Не отпуская, мешая, раздражая Ульда до белого каления! Пока наконец не раздался совсем близко, прямо над его ухом:

– Ульд! Немла Милосердная, он здесь! Он здесь, Моркраг! Я нашел его!

Это был его дядя, Аргур, в тот день Ульд увидел его в первый раз. Прежде отыскать сбежавшего племянника, орк вместе с его отцом не меньше часа бродили по пустоши, углубляясь в нее все дальше и дальше, что в такую сильную бурю было равносильно смерти. Но, как не странно, поняв, что жизни сына ничего не угрожает, Моркраг вовсе не поспешил наказать его или обнять. А позже, когда они все же добрались до поселения, даже поговорить и обсудить все произошедшее. Но одна фраза брошенная им в пути, все же не позволила Ульду возненавидеть отца за такое явное безразличие:

– Если бы мы не нашли тебя, безъязыкие пели бы сегодня и о моей смерти тоже.

***

…больно…

 Ульду едва хватило сил разлепить веки. Яркий свет ударил по глазам, заставив тут же закрыть их и поморщился от боли. Открыть их вновь и тем более увидеть что-то удалось далеко не сразу.

Коричневые, зелёные пятна, разрывались, отказываясь принимать понятные очертания, пока глаза наконец не привыкли к свету.

С удивлением Ульд обнаружил, что лежит на толстой еловой подстилке под высоким навесом из парусины и к тому же укрыт теплым шерстяным плащом. Взволноваться отсутствием эльфийки он не успел. Она спала тут же, рядом, сидя на его импровизированной постели, сложив голову на его груди. В руке девушка все ещё сжимала небольшой кусок тряпки. Должно быть, до того как выбиться из сил, она смачивала ее в холодной воде и прикладывала к его лбу.