При всем этом критерии делимости предмета исполнения в законодательстве так и не определены. Согласно п. 3 ст. 384 Гражданского кодекса Российской Федерации, если иное не предусмотрено законом или договором, право на получение исполнения иного, чем уплата денежной суммы, может перейти к другому лицу в части при условии, что соответствующее обязательство делимо и частичная уступка не делает для должника исполнение его обязательства значительно более обременительным.
Учитывая, что законодатель оперирует термином «делимое обязательство», вполне оправданным было бы официальное закрепление соответствующей дефиниции. К таковым можно было бы относить денежные обязательства, а также иные обязательства, объектом которых являются делимые вещи. Что касается обязательств по оказанию услуг и выполнению работ, то их следовало бы признавать делимыми в случае возможности исполнения по частям, с тем условием, чтобы каждая часть имела самостоятельное значение и могла выступать объектом аналогичного первоначальному права. Если же раздел объекта обязательства невозможен, а уступка части требования произошла, на стороне кредитора будет образовываться множественность лиц.
Аналогом понятия делимого обязательства является теория общей собственности на имущественное право, разделенное между несколькими кредиторами по различным основаниям. В частности, на двойной смысл термина «право собственности» указывал, в своих работах Р. Саватье. Он отмечал, что право собственности – это всегда право, а, следовательно, бестелесное имущество. Это право представляет собой совокупность всех правомочий, которые могут осуществляться в отношении конкретной вещи, представляющей собой телесное имущество, либо в отношении абстракции, которую юридическая техника превратила в бестелесное имущество. Термин «право собственности» стал настолько эластичным, что иногда говорят о собственности на права требования. Но в этом случае сам характер права требования таков, что даже если назвать его «собственностью», оно может быть противопоставлено обязанности только определенных лиц – должников77.
Описанные теоретические конструкции активно воплощаются в практике.
Так, кредитная организация обратилась в арбитражный суд с иском к обществу с ограниченной ответственностью о взыскании суммы долга по кредитному договору путем обращения взыскания на заложенное имущество.
Согласно материалам дела во исполнение кредитного договора банк выдал ответчику кредит в размере, предусмотренном кредитным договором. Кредитное обязательство было обеспечено залогом принадлежащего заемщику имущества (автомобиля). В дальнейшем банк уступил часть права (требования) возврата кредита истцу. При этом в соглашении об уступке права (требования) также было указано, что цедент уступает права по договору о залоге пропорционально переданной части основного долга.
В связи с наступлением срока возврата кредита и неисполнением ответчиком обязательства по его возврату был предъявлен иск.
Решением суда первой инстанции соглашение об уступке права (требования) в части уступки прав по договору о залоге признано ничтожной сделкой, в иске отказано.
Суд указал, что в силу залога кредитор по обеспеченному залогом обязательству имеет право в случае неисполнения должником этого обязательства получить удовлетворение из стоимости заложенного имущества преимущественно перед другими кредиторами должника. Таким образом, залоговое обязательство является неделимым. В спорном соглашении установлено, что право по договору о залоге передается пропорционально переданному основному долгу, то есть фактически право залога уступается в части. Это противоречит указанной статье Закона, поэтому спорная сделка является ничтожной в части уступки прав по договору о залоге.
Суд кассационной инстанции решение суда отменил, дело направил на новое рассмотрение, признав правильным вывод суда первой инстанции о неделимости права залога, указав при этом, что окончательные выводы суда не основаны на законе и материалах дела. Стороны при заключении соглашения об уступке права (требования) не имели в виду частичную уступку права залога. Воля сторон была направлена на укрепление уступленного основного долга имеющимся залоговым обеспечением. Кроме того, спорное соглашение преследовало также цель сохранения права залога и за цедентом. Исходя из изложенного, суд кассационной инстанции указал, что воля сторон не была направлена на уступку части прав по договору залога. Поэтому данное соглашение не является ничтожным. В спорном соглашении стороны не указали, что переход прав по договору о залоге влечет за собой полную замену кредитора в залоговом обязательстве. Поэтому в результате перехода прав по договору о залоге на стороне залогодержателя образовалась множественность лиц. Следовательно, цедент и цессионарий являются сокредиторами по залоговому обязательству78.
С учетом вышесказанного логичной представляется точка зрения М.А. Егоровой по поводу последствий частичной уступки. Суть ее позиции в том, что цессия направлена не на изменение обязательственной части договорного отношения, а на смену его субъектов. Поэтому соглашение об изменении договора путем передачи части обязательственных прав по нему направлено на смену кредитора по части обязательств, подлежащих передаче. Следовательно, в данном случае происходит «расщепление» основного договорного обязательства: права требования и соответствующее им исполнение по неизмененной части обязательств продолжают существовать в составе измененного (сокращенного) основного договорного обязательства, а переданные права требования и соответствующие им обязанности должника по основному договору составляют содержание того же договорного отношения, но с измененным субъектным составом79.
Схожий подход использует Е.А. Рыжковская. По ее словам, в случае частичной уступки не возникает каких-либо новых обязательств; первоначальное обязательство не трансформируется, а остается неизменным по содержанию, лишь на его активной стороне появляется множественность лиц80.
Иные последствия возникают в случае полной уступки права (требования) новому кредитору. Обычно обязательство находится уже на определенной стадии развития, поэтому кредитору, помимо основного требования, переходят и дополнительные права, гарантированные законом или договором.
Следует признать справедливой практику судов, признающих возможность замены кредитора путем цессии независимо от того, является ли требование бесспорным. Вслед за Высшим Арбитражным судом Российской Федерации81 на это указал Пленум Верховного Суда Российской Федерации в своем постановлении от 21.12.2017 № 5482.
Вынесением указанного Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации также внесена ясность в вопрос о возможности уступки в обязательствах, в которых кредитор обладает специальной правосубъектностью (например, в страховых, кредитных).
Существовавшие на этот счет точки зрения ранее можно было разделить на две группы. Сторонники первой считали, что наличие специальной правосубъектности, имеющейся у первоначального кредитора, необходимо также и для нового кредитора, которому передано право требования. Противоположная точка зрения сводилась к тому, что специальной правосубъектности не требуется, поскольку цессия не влечет изменений в договоре.
В одном из обзоров Высшего Арбитражного Суда РФ за 2007 год было указано, что уступка банком прав кредитора по кредитному договору юридическому лицу, не являющемуся кредитной организацией, не противоречит законодательству83. Этот вывод присутствовал и ранее в решениях арбитражных судов России. При этом отмечалось, что «путем уступки права требования осуществляется перемена лиц в обязательстве, а не сторон по договору кредита. В связи с чем для осуществления и реализации права требования исполнения встречного денежного обязательства (долга), вытекающего из кредитного договора, не требуется наличия у лица, к которому переходят права, специальной правосубъектности»84.
Между тем, в более поздней практике, особенно в системе судов общей юрисдикции, были нередки судебные акты, основанные на противоположном подходе85. В основном они исходили из необходимости защиты прав потребителей финансовых услуг.
Также точка зрения об ограниченности уступки в обязательствах, в которых кредитор обладает специальной правоспособностью, поддерживается в настоящее время Роспотребнадзором. В одном из своих писем государственный орган указывает, что при разрешении дел, связанных с уступкой требований, вытекающих из кредитных договоров с потребителями, судам общей юрисдикции необходимо в каждом случае достоверно устанавливать факт действительного наличия добровольного волеизъявления заемщика на включение в кредитный договор условия о возможности уступки требования третьему лицу, не равноценному банку (иной кредитной организации) по объему прав и обязанностей в рамках лицензируемого вида деятельности, осуществляемой первоначальным кредитором. При этом такое условие, включенное в договор, в любом случае является оспоримым, что позволяет применять к соответствующим договорам не только общие положения о последствиях недействительности сделки (статья 167 Гражданского кодекса Российской Федерации), но и положения о недействительности сделки, совершенной под влиянием заблуждения (статья 178 Гражданского кодекса Российской Федерации)86.
Появление дискуссии по поводу цессии в обязательствах, предполагающих наличие субъекта со специальной правоспособностью, неслучайно. В законодательстве, например, о банкротстве, продажа имущества (а статьей 128 Гражданского кодекса Российской Федерации имущественные права отнесены к имуществу) страховых, кредитных, сельскохозяйственных и т.п. организаций осуществляется подобным организациям87. Приведенные нормы наглядно демонстрируют волю законодателя ограничить переход прав по таким обязательствам.