Ценность описанной философской конструкции состоит в том, что она универсальна и применима к разным явлениям, равно как к обязательствам, которые в сущности своей имеют форму, т.е. особую внутреннюю организацию, способ связи элементов, а в содержании – динамичный процесс реализации прав и обязанностей соответствующими субъектами. Достигнув качественного предела развития, правоотношение прекращается; на смену прежних обязательственных связей приходят новые.
Другими словами, пока структура связей элементов конкретного обязательства позволяет считать это обязательство таковым, происходящие внутри него содержательные изменения не имеют квалифицирующего значения. Как только указанные изменения перестанут вписываться в установленную для данного вида отношений форму, перед нами иное правоотношение.
Форма любого обязательства объективна, она имеет устоявшиеся общепринятые признаки. Содержание всегда субъективно, динамично, но, при этом, оно в значительной степени обусловлено формой. Реализуя свои права, исполняя обязанности, субъект обязательства постоянно изменяет содержание правоотношения. При этом изменение в содержании обязательства происходит не только в сторону уменьшения прав и обязанностей, но и наоборот. В этой связи возникает резонный вопрос о том, входит ли гражданско-правовая ответственность в содержание обязательства.
Б.С. Антимонов утверждает, что «договорная ответственность есть всегда дополнительное обязательство, содержащее в себе дополнительную обязанность должника, которой не было в содержании первичного обязательства до его нарушения»25. Примерно такой же позиции придерживается Н.С. Малеин. Основная черта гражданско-правовой ответственности, по его мнению, – неблагоприятные для правонарушителя последствия и, следовательно, ответственность в смысле отрицательных имущественных последствий может выражаться только в виде обязанности, которой до правонарушения не существовало26.
Другая точка зрения состоит в том, что до совершения правонарушения подобная обязанность существует, но лишь в потенции. О ее реализации можно говорить тогда, когда правонарушение совершено. Иными словами, для осуществления обязанности субъекта, предусмотренной на случай возможных нарушений, необходимо накопление всех элементов юридического состава. В свою очередь, это означает, что обязанность того же субъекта нести неблагоприятные последствия допущенного им нарушения находится в рамках одного правоотношения27.
Согласиться с таким мнением сложно по той причине, что обязанность понести гражданско-правовую ответственность универсальна и применима ко всем обязательствам. Конечно, возможность привлечения к возмещению убытков, например, теоретически существует всегда. Но появление ответственности является скорее аномалией, чем последствием накопления необходимых элементов состава юридических фактов.
М.М. Агарков, анализируя замену обязанности передать вещь, выполнить работу и т.д. на обязанность возместить убытки, указывал, что правильными были бы два варианта: а) первоначальное обязательство прекращается и заменяется новым и б) меняется содержание обязательства. При этом он подчеркивал, что «формально – логически спор между этими двумя точками зрения был бы чисто схоластическим упражнением»28.
Думается, однако, что разрешение вопроса имеет юридическое значение. Вряд ли можно согласиться с тем, что между прекращением и изменением обязательства нет никакой разницы, взять, к примеру, последствия таковых для способов обеспечения исполнения обязательств. В то же время, говоря об ответственности, видится логичным рассматривать ее как самостоятельную, возникшую вследствие неисполнительности должника обязанность, а не как потенциально заложенную в содержание обязательства возможность воздействия на недобросовестного субъекта. Убытки, как и иные формы гражданско-правовой ответственности, могут существовать изолированно от неисполненного обязательства, взыскиваться одновременно или полностью заменять собой надлежащее исполнение. Все это свидетельствует о самостоятельном характере ответственности, отличном от изменения обязательств.
Подобная точка зрения находит отражение у В.В. Бутнева и Е.А. Крашенинникова29. Они считают, что охранительные гражданские правоотношения отличаются от обеспечиваемых ими регулятивных гражданских правоотношений по предпосылкам возникновения, содержанию, юридическим свойствам, а иногда и по субъектному составу, и потому не могут рассматриваться в качестве аномальной стадии их развития.
Таким образом, охранительные отношения следует рассматривать как самостоятельный вид общественных отношений, имеющих особую форму и содержание, а не как стадию развития обязательства.
В теории гражданского права и гражданского процесса ведутся дискуссии относительно последствий истечения срока исковой давности для судьбы субъективного права. «Надлежит признать», – писал Б.Б. Черепахин, – «что субъективное право не перестает существовать только из-за того, что оно потеряло свою принудительность. Необходимым условием такого бытия субъективного права при отпадении возможности принудительного осуществления является продолжающееся признание его существования государством, которое само по себе имеет первостепенное практическое значение»30.
Напротив, некоторые советские цивилисты и процессуалисты считали, что с истечением срока исковой давности управомоченный утрачивает не только возможность принудительного осуществления права, но и само субъективное право31. Их основной довод состоял в том, что поскольку праву как особому общественному явлению присуща специфическая особенность, заключающаяся в возможности его принудительного осуществления, постольку истечение срока исковой давности, погашая возможность принудительного осуществления субъективного права, погашает тем самым и само это право.
Как замечал В.П. Грибанов, если сторонники первой точки зрения встретились с трудностью при доказательстве сохранения субъективного гражданского права после истечения срока исковой давности, то сторонники второго мнения испытали достаточно затруднений при объяснении тех оснований, по которым субъективное право вновь возникает у бывшего управомоченного лица, при исполнении обязательства или при возврате ему вещи должником после истечения срока исковой давности32.
Исковая давность является институтом материального права, поэтому она должна характеризовать либо содержание, либо форму существования субъективного права. Как элемент содержания правоотношения исковая давность не может рассматриваться, поскольку любой срок всегда объективен, в отличие от прав и обязанностей участников. Поэтому её следует рассматривать как элемент формы правоотношения. При этом можно сделать вывод, что по истечении срока исковой давности обязательство становится натуральным, т. е. меняет форму. Этим объясняется одновременное прекращение первоначального права кредитора и возникновение нового права, но уже не обеспеченного возможностью государственного принуждения. Происходит своего рода новация, только не по соглашению сторон, а по воле закона, поскольку последний все же не освобождает должника от прежней обязанности, но облекает ее в иную форму.
Особого освещения требует вопрос влияния на динамику материального обязательственного правоотношения процессуальных норм. Казалось бы, после того, как вынесено решение суда, обязательство становится статичным, не способным к движению, отношения переходят в плоскость исполнения судебного акта, относящуюся к процессуальному праву. Однако это не так. В первую очередь, изменения могут происходить в субъектном составе, например, цессия, правопреемство и др. В этом случае судебный пристав-исполнитель в соответствии со ст. 52 Федерального закона «Об исполнительном производстве»33 на основании судебного акта или иного установленного документа производит замену стороны исполнительного производства ее правопреемником.
Кроме того, суд своим актом может предоставить должнику рассрочку либо отсрочку исполнения решения. По-видимому, эти акты также следует рассматривать как основание изменения обязательственного правоотношения. Вынося соответствующее определение, суд излагает конкретные, отличающиеся от первоначальных условия исполнения обязательства; процессуальные нормы вмешиваются в материальное право, изменяя установленные сторонами правовые связи, удлиняя срок исполнения.
Изменению подвержены любые обязательства, в том числе договорные, деликтные, обязательства из неосновательного обогащения, объявления публичного конкурса, публичного обещания награды и др. В основном их динамика подчиняется общим закономерностям, присущим любому обязательству, однако есть и некоторые особенности. В частности, гражданским законодательством Российской Федерации установлены основания и порядок изменения договоров. Специфично изменение обязательств из объявления публичного конкурса (ст. 1058 Гражданского кодекса Российской Федерации) и т.д.
В целом же изменение представляет собой совокупность процессов развития обязательства от момента возникновения до момента прекращения при сохранении формы правоотношения.
Для квалификации соответствующего этапа в развитии обязательства (изменения или прекращения) не имеет значения количество или вид изменившихся элементов. Это могут быть как изменения в субъектном составе, объекте, содержании, так и во всех элементах одновременно или постепенно, при условии, что они происходят в рамках первоначальной формы существования обязательства.