Уступка права может совершаться как на возмездной основе, так и безвозмездно, т.е. осуществляться путем дарения, продажи и т. д. С точки зрения соотношения формы и содержания обязательства сделка, служащая основанием перехода права (дарение, продажа и т. д.) есть форма, а сама цессия – содержание соответствующего правоотношения.
Как справедливо отмечал Г.Ф. Шершеневич, акт передачи права, называемый цессией, отличен от сделки, служащей ему основанием, от дарственного или возмездного отчуждения, хотя чаще всего оба акта сливаются, по-видимому, в одно. По существу эти акты так же отличны, как передача материальных вещей и лежащий в основе ее договор62.
Что «обязательства причисляются к имуществам движимым, право распоряжения которыми сводится также к праву передачи их по договорам, и что для цессии необходимо какое-либо основание (кауза), хотя бы это основание не было видно в самом акте цессии» отмечал также В.И. Синайский63. Он указывал, что цессия, как замена одного кредитора другим, является средством обращения прав требования в оборот, содействуя в нем обращаемости имущественных благ. Она исключается лишь там, где сами стороны или закон не допускают цессии или, наконец, существо отношений исключает ее возможность, как, например, в личных обязательствах и в двусторонних обязательствах64.
К. Анненков в целом допускал цессию прав, возникших из договора. Он указывал, однако, что кредитор не мог только освободиться от своего долга по обязательству, вследствие чего передача этих обязательств в целом невозможна65.
В современном законодательстве возможность одновременной передачи стороной прав и обязанностей по договору другому лицу (передача договора) закреплена, при этом к сделке по передаче соответственно должны применяться правила об уступке требования и о переводе долга (ст. 392.3 Гражданского кодекса Российской Федерации). Это означает в любом случае необходимость получения согласия кредитора по встречному предоставлению под страхом ничтожности сделки, как минимум в части перевода долга (п. 2 ст. 391 Гражданского кодекса Российской Федерации).
Препятствием для свободного обращения прав является также запрет без согласия должника уступать требования по обязательству, в котором личность кредитора имеет существенное для него значение (п. 2 ст. 388 Гражданского кодекса Российской Федерации). Отсутствие при этом четкого правового регулирования прав, неразрывно связанных с личностью кредитора, ведет к расширительному толкованию имеющихся законоположений как в процессе правоприменения, так и в ходе научных исследований.
В п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 № 54 «О некоторых вопросах применения положений главы 24 Гражданского кодекса Российской Федерации о перемене лиц в обязательстве на основании сделки»66 сказано, что «если стороны установили в договоре, что личность кредитора имеет существенное значение для должника, однако это не вытекает из существа возникшего на основании этого договора обязательства, то подобные условия следует квалифицировать как запрет на уступку прав по договору без согласия должника (пункт 2 статьи 382 Гражданского кодекса Российской Федерации)».
Очевидно, указание на существенность личности кредитора в договоре не охватывает все случаи запрета уступки по основанию, предусмотренному п. 2 ст. 388 Гражданского кодекса Российской Федерации.
По мнению М.В. Трофимова, складывающиеся между банком и заемщиком особые лично-доверительные отношения при заключении кредитного договора являются препятствием для уступки заемщиком своего права требования предоставления кредита67.
Подобная позиция находит поддержку у В.В. Витрянского, который определяет невозможность уступки права заемщика требовать предоставления кредита иному лицу как одну из особенностей правового режима данного права заемщика68.
Другие авторы не столь категоричны в возможности замены кредитора в таких обязательствах. В частности, Л.А. Новоселова приходит к выводу, что уступка требования выдачи кредита не допускается без согласия банка. При этом наличие лично-доверительного характера между сторонами кредитной сделки она объясняет тем, что обязательство выдать кредит «принимается в отношении конкретного лица, чья платежеспособность, надежность и деловые перспективы имеют решающее значение в вопросе о предоставлении кредита»69.
Подобные подходы к основанию ограничения уступки права представляются небесспорными С.К. Соломину. Он обращает внимание на то, что в законе речь идет о таких правах, которые возникли у конкретного лица, которые только этим лицом могут быть реализованы, а его исчезновение влечет погашение этих прав. Неразрывность конкретного субъективного права с личностью кредитора определяет действительность это права. Таким образом, оборот прав, неразрывно связанных с личностью кредитора, ограничен возможностью их принадлежности только одному лицу. Требование заемщика о предоставлении кредита под требование, неразрывно связанное с личностью кредитора, не подпадает. Что же касается ограничения уступки права в случае, когда личность кредитора имеет существенное значение для должника, то, очевидно, речь идет о фидуциарной сделке. Кредитный договор, по мнению С.К. Соломина, не отвечая признакам фидуциарной сделки, исключает построение отношений сторон на началах личностно-доверительного характера. Выбор банком контрагента-заемщика ничем не отличается от выбора поставщиком контрагента-покупателя, подрядчиком – контрагента-заказчика и т.д. Этот выбор реализуется в рамках общего признака предпринимательской деятельности – осуществление предпринимательской деятельности на свой риск70.
Соглашаясь в целом с С.К. Соломиным, следует заметить, что в соответствии с п. 1 ст. 821 Гражданского кодекса Российской Федерации кредитор вправе отказаться от предоставления заемщику предусмотренного кредитным договором кредита полностью или частично при наличии обстоятельств, очевидно свидетельствующих о том, что предоставленная заемщику сумма не будет возвращена в срок. Следовательно, ничто не препятствует банку, узнав о состоявшемся переходе требования, отказать в выдаче кредита новому заемщику. Кроме того, уступка права получения в кредит денежной суммы потребует соответствующего перевода долга на заемщика, а на это уже необходимо согласие кредитной организации.
Таким образом, в указанных правоотношениях отсутствуют какие-либо личностно-доверительные связи, что позволяет говорить о возможности свободного обращения требований о предоставлении кредита с той только оговоркой, что и обязанность по возврату будет с согласия кредитной организации переведена на заемщика.
Кроме случаев полного выбытия субъекта из обязательственного правоотношения (передача договора) в гражданском обороте существует необходимость изолированной (без перехода обязанностей) уступки прав.
В конце 1990-х годов, однако, подобные сделки признавались ничтожными на том основании, что нормы гл. 24 Гражданского кодекса Российской Федерации предполагают безусловную перемену лиц, которой не происходит в силу того, что цедент продолжает участвовать в обязательстве71. В дальнейшем изолированная уступка стала допускаться судами, но с учетом специфики обязательственного правоотношения.
Современное законодательство предусматривает случаи уступки цедентом своих прав с сохранением за собой обязанностей и случаи уступки цедентом части права с сохранением статуса кредитора наряду с цессионарием72.
Возможность последней признавалась еще русскими дореволюционными цивилистами, при условии, что объект обязательства являлся делимым. Признак делимости обязательства наиболее четко был изложен Г.Ф. Шершеневичем: «действие, составляющее содержание обязательства, может быть признано делимым, когда оно может быть выполнено по частям, когда оно допускает разделение его без нарушения сущности, так что каждая часть действия имеет то же содержание, как и целое, и отличается от последнего только количественно»73.
На допустимость уступки части делимого обязательства указывал также Д.И. Мейер. В таких случаях, считал он, цедент выбывает из обязательства только по отношению к той части, которая передана другому лицу; но по отношению к этой части между лицами, участвующими в обязательстве, возникают точно такие же юридические отношения, какие предоставляются при уступке полного права по обязательству74.
До официального признания законодателем частичной уступки к этому вопросу обращались также многие современные российские ученые. Например, В.А. Белов утверждал, что перемена лица может производиться как в отношении всего объема обязательства, так и в отношении его части, если иное не установлено законом; при этом единственным ограничителем свободы волеизъявления в этом вопросе является делимость предмета обязательства75. Л.Г. Ефимова подчеркивала, что российская правовая доктрина исходит из возможности передачи прав в порядке цессии частично при делимости предмета исполнения76.