— «Чайка», я «Сосна», мы на твоем берегу! Принимай помощь! Иван, ты слышишь меня? Я на твоем берегу! Бью по двум противотанковым!

Это был Кондрашин.

С противотанковыми пушками они вдвоем расправились довольно быстро. И вот тут-то злым огнем ощетинились молчавшие до поры артбатареи со стороны леса.

Обе тридцатьчетверки утюжили прибрежную полосу безостановочно, не отвечая на этот огонь. Малов и Кондрашин были уверены, что главное — впереди. Следовательно, нужно беречь снаряды.

Но снаряды — это еще не все. Таяло и горючее в баках.

Уже не раз рука Малова тянулась к ручке радийной настройки. Не терпелось переключиться на знакомую волну «Стрелы», поторопить. Но командир бригады, конечно же, и сам отлично понимает, что им здесь, за мостом, не сладко. И коль не выходит пока в эфир, значит Таплакен оказался довольно крепким орешком. Следовательно, и там сейчас жарко.

Мысли Малова перебил тревожный доклад Разгулина:

— Командир, танки! Идут на мост... с пехотой!

Младший лейтенант приник к смотровой щели. Действительно, из леса на равнину выкатилась одна стальная коробка, вторая... Ого, пять танков! И автоматчиков за ними — не меньше роты.

Вот оно — главное, начинается!

— «Сосна», я «Чайка», видишь коробочки? — запросил Кондрашина Малов.

— Вижу, — коротко ответил тот.

— Не горячись, подпускай ближе.

Вражеские танки шли неспешно, не отрываясь от пехоты. Огня не вели. Зато артбатареи буквально ошалели.

И Малов понимал тактику врага: гонять, гонять советские тридцатьчетверки по береговой кромке, не давать им возможности даже на короткую остановку.

Но — хитрость на хитрость. Вот этого-то фашисты явно не ожидают. И Малов командует своему механику-водителю:

— Дима, разворот! Идем с фрицами на сближение! — И уже по внешней связи: — «Сосна», делай, как я!

Да, гитлеровцы действительно не ожидали подобного. Советские тридцатьчетверки не мечутся по берегу, а на высокой скорости вырвались из огненной полосы и идут на сближение! Это же против логики!

Батареи, не успев сменить прицел, выбросили еще с десяток снарядов по пустому месту и ... смолкли. Ведь теперь можно угодить и по своим. Именно это и учитывал Малов, решаясь на столь дерзкий маневр. По его команде Еремин тут же взял на себя оба рычага управления. Тридцатьчетверка замерла. Грянул выстрел. Фашистский танк вздрогнул и стал, раскуриваясь чадным дымом. Его сосед начал было разворачивать угловатую башню, да не успел. Страшной силы взрыв приподнял и скинул эту башню в сторону. Снаряд, выпущенный танком Кондрашина, попал, видимо, в боеукладку.

— Отходим! — крикнул Еремину Малов. Он отыскал глазами машину Кондрашина и передал: