– Да я и был в городе всего только раз…

– Отчего же, разве не интересно? Хотя, по-моему, единственная прелесть Парижа – эти молоденькие цветочницы, что скажешь?

– Не знаю, я их не встречал…

Но в мыслях снова и снова возвращался к тому злополучному письму и, в конце концов, не выдержал.

– А нельзя ли расспросить Ла Мотта получше? – задал вопрос, удивляя Марко собственной наивностью.

Не особенно охотно, он всё же отвечал:

– Думаешь, не пытались сделать? Но ничего не вышло, он отмалчивается.

– Даже Антонио не смог дознаться?

Марко усмехнулся.

– Антонио… Антонио – не бог, а всего лишь мастер. Он может заставить других работать, но что за пределами работы – ему не подчиняется. Близкими друзьями их не назовешь, ссорятся они предостаточно, сам знаешь. Ла Мотта и так считает, что облагодетельствовал нас, сообщив известие.

– А что Антонио обо всём думает? – продолжал я допытываться.

Марко неопределенно развел руками.

– Он с нами не делился… Но, вроде, он пытался связаться с родными в Венеции, разузнать кое-что, получил ли ответ, неизвестно.

Я задумался. Письмо Ла Мотта – вымышленное или настоящее, тревога Ансельми – неподдельная, а вот не боится остаться ночью один в городе… Потом шаги на лестнице – кто был тот таинственный, решившийся выйти из дома в час, когда глаза едва различают стоящего рядом, а городская стража свирепа и несговорчива? Перебирал эти события, вроде незначащие, сторонние друг к другу, они следовали одно за другим, цепляясь и завязываясь… Подумал, рассказать ли Марко о ночных шагах, но промолчал.

Ансельми в ту ночь так и не появился.

– Марко, а об Ансельми ты знал раньше? – спросил я, когда он собрался уходить.

– До прихода в Париж? Нет, похоже, мы не встречались… – произнес он, как мне показалось, не слишком уверенно.

Ноэль, Ноэль, – твердил себе, когда следующим вечером искал затерянную улицу, незаметная в большом городе, она узким мостиком скрепляла его дороги, давая возможность двигаться по ним беспрепятственно. Но улицу эту почти никто не знал… С большим трудом мне удалось выйти из мастерской раньше окончания работ – на тот случай, если поиски мои займут слишком много времени. Я расспрашивал прохожих, они кивали каждый в свою сторону, словно сговорившись меня запутать, но всё-таки я добрался до нужного места, думается мне, почти чудом. Точнее сказать, это была даже не улица, а тесный проход, упиравшийся в спину большого дома, хотя, пройдя по нему несколько шагов, я успел заметить не меньше трех дверей. Пока я гадал, в какую из них постучать, передо мной появилась полная, шумно и с трудом дышавшая женщина, то ли дыхание её сбилось от быстрой ходьбы, а может, она страдала в жаркий вечер по причине нездоровья.

– Что тебе? – от резкого выкрика я вздрогнул и назвал вслух имя, многократно про себя повторенное. Женщина та с удивлением воззрилась на меня.

– Это дочь моя, если нет ошибки, – она медлила, словно была уверена, всё-таки я ошибаюсь и нужен мне кто-то другой. – Посмотрю, дома ли она.