В начале ХХ века немецкий социолог Макс Вебер выдвинул концепцию рациональной бюрократии, пришедший на смену её патриархальному типу. В первой части нашей книги мы показали, как этот процесс проходил в России: средневековая администрация, строившая работу не на чётких правилах, а на обычаях и царских указах, за сто лет сменилась на хорошо организованную бюрократию, которая, по Веберу, есть господство управленческого профессионализма над произволом.

Карл Маркс предложил другой, прямо противоположный взгляд. Он не только отрицал социальную полезность государства, но и бюрократию считал абсолютным злом. Вот перечень его претензий к бюрократии: подмена интереса общественного частным интересом власти и конкретного лица; «присвоение государства» чиновничеством; органическая неспособность бюрократов решать подлинные проблемы; отсутствие у бюрократии государственного разума; карьеризм как образ жизни чиновника; формализм… Бюрократия по Марксу — это паразит, принципиально неспособный быть ни носителем разума, ни выразителем всеобщих интересов.

Истина, как всегда, лежит посередине.

С начала 1920-х годов наши социологи опирались то на «теорию господства» М. Вебера, то на «теорию бюрократизма» К. Маркса, стали изучать быстро растущий советский бюрократический аппарат. Провели перепись служащих в Москве и Петрограде, охватив сотни тысяч чиновников, изучили анкеты. Обнаружили, что аппарат власти внедрил в свой состав служащих прежних времён с их традициями, привычками и навыками работы… Но вскоре подобные исследования прекратились, несмотря на то, что редкий съезд партии обходился без призывов к борьбе с пороками бюрократизма. Казалось бы, нельзя бороться с чем-либо, не изучая то, с чем борешься! Но тема была закрыта для объективного научного исследования. Власть перестала давать социологам задания на изучение своего аппарата! Писать о бюрократизме позволили только фельетонистам сатирического журнала «Крокодил», органа ЦК партии. В журнале рассказывали о недостатках, о которых серьёзная печать молчала.

Но даже «Крокодил» не смел сообщать читателям о том, что происходит в высших сферах. Если для низшего и среднего слоя, вплоть до уровня министров, информация о практике пополнения управленческого аппарата была открытой, то информация о том, как пополняются кадрами эти высшие сферы, оказалась практически полностью закрытой. В СССР сложился кастово-замкнутый слой вождей.

Посмотрим, как влияли изменяющиеся внешние условия на эволюцию аппарата управления страной.

На XVI съезде ВКП(б) в 1927 году левые вожди — Троцкий и Зиновьев, дали последний бой «правому крену». Но проиграли. В лидеры вышли Бухарин и Сталин, причём Сталин уже начал понимать то, чего не поняли Троцкий с Зиновьевым, а также и Бухарин, а именно, что надеяться на мировую революцию — наивно. Можно предположить, что окончательное прозрение у Сталина, Молотова и некоторых других членов сталинской группы произошло вследствие неудачи революции в Китае (Кантонское восстание). А догматиков ни провал германской революции, ни китайская неудача ничему не научили. Даже в 1934 году, когда у власти в Германии был Гитлер, Зиновьев, уже лишённый всех партийных постов, продолжал доказывать, что со дня на день в Германии победит пролетариат.

Бухарин был таким же догматиком и свято верил в мировую революцию, однако в отличие от левых полагал, что её не надо торопить. Она запаздывает, но рано или поздно произойдёт обязательно, а России пока следует максимально развить свою аграрную экономику. Целей более высокого уровня Бухарин для своей страны не видел. Он так и писал: «Соединение самой могучей техники и промышленности Германии с сельским хозяйством нашей страны будет иметь неисчислимые благодетельные последствия. И та и другая получат громадный толчок в развитии».

Все вожди в конце 1920-х сходились во взглядах на село, все поддерживали идею быстрой и решительной коллективизации. Но только (немного утрируя) Троцкий и другие левые видели в ней условие создания продовольственной базы для могучих пролетарских армий, которые пройдут с боями по всему Земному шару; Бухарин и другие правые считали аграрность страны магистральным путём России и до, и после мировой революции; Сталин искал в крестьянстве ресурс для индустриализации.

Лидерство дуумвирата Бухарин-Сталин длилось с 1927 по 1930 год, причём Бухарин был более известен и влиятелен. Сталин начал выходить на роль первого лидера с 1930 года на фоне обострявшихся между ним и Бухариным споров о путях дальнейшего развития. Но развития чего и для чего? По Сталину — России ради её геополитического позиционирования в мире; по Бухарину — мировой революции ради мировой революции. Строить социализм в одной, отдельно взятой стране Бухарин был согласен, но — ожидая революцию в промышленно развитых странах. Для него предложение Сталина самим стать промышленно развитой страной означало просто отказ от мировой революции, а согласиться на это догматик не мог.

И вот что произошло. Группа Сталина, состоявшая из людей, по уму и нравственности отнюдь не превосходивших членов групп других фракционеров, просто вышла на уровень более высоких целей, чем они. Мы писали уже об иерархии целей. Вот они:

собственное сохранение властителей; военная защита страны или противодействие шантажу других стран; отстаивание политических и экономических интересов в мире; создание достойной экономики с соответствующим уровнем образованности общества; поддержание и развитие идеологии сообразно изменяющимся внешним условиям. А условия были такие: угроза близкой войны.

Для постановки целей высокого уровня важна не только способность правящей верхушки к таким действиям, но и способ правления. В России в момент рывка он должен быть — и всегда был — «византийским», когда наверху есть некто, принимающий окончательное решение, поскольку никак иначе нельзя сдержать самовластие верховников. А не заставив их работать на поставленную цель, не удастся собрать ради неё все силы страны.

Вот почему народ, при всех «перегибах» власти, так полюбил Сталина: не за внешность, не за красивую походку, не за личную скромность и не за умение складно говорить, и даже не в силу гипноза постоянных восхвалений в печати. Нет: за то, что в представлении людей Сталин был его, народа, представителем в гуще правящей бюрократии. И это при том, что верховники даже в этом случае позволяли себе злоупотребления, а Сталин, оставаясь «человеком власти», играл по их правилам!

Властный слой страны составляли в то время около трёхсот человек. Это были первые секретари обкомов и крайкомов, члены Совнаркома и Политбюро. Власть была вроде как советская — высшим её органом был Съезд Советов СССР, но состоялось всего семь съездов; восьмой, чрезвычайный (принявший новую Конституцию), был уже неурочный и последний. В периоды между съездами руководил ЦИК, подобие парламента. Но он почти не собирался в полном составе, а постоянно функционировал лишь его Президиум, в который входили только члены Политбюро и Совнаркома.

Партбюрократы наполняли все советские органы власти, а в самой партии высшим органом был Пленум ЦК, который мог снять с должности кого угодно.

Эти триста человек, способные (если сговорятся) снять кого угодно, вплоть до генерального секретаря, образовали широкое руководство. Но было ещё и узкое руководство страны, непосредственно правящая группа, своего рода «оперативный штаб». Здесь на первую роль постепенно выдвинулся Сталин. Пока он не стал тем, кем стал, способ правления имел классический для второй половины XVIII века вид: номинальный лидер и его ближайшее окружение, от которого лидер зависит очень во многом. Причём поведение любого верховника определяли не интересы страны, а его собственное представление об интересах страны.

Все, входившие в широкое руководство, имели хорошее материальное обеспечение: зарплата, «кремлёвский паёк», лечение, отдых в лучших санаториях и прочие удовольствия. Обеспечение по максимуму среди управленцев конца 1930-х получали не все, а всего около 170 человек. И что симптоматично: внутри этой «верхушки» шла постоянная грызня, и каждый был рад неудаче коллеги-соперника. Так, в 1936-м, после процесса над Каменевым, Зиновьевым и другими товарищами, Н. И. Бухарин писал К. Е. Ворошилову: «Циник-убийца Каменев омерзительнейший из людей, падаль человеческая. Что расстреляли собак — страшно рад»…

С 1930 по 1933 год состоялись процессы над Промпартией, трудовой крестьянской партией, меньшевиками, специалистами фирмы «Метрополитен-виккерс», бактериологами, историками, руководителями Пищепрома, совхозов, Наркомзёма и т. д. Почти все процессы были открытыми, и почти все осуждённые попали в систему ГУЛага, которая включала в себя тогда спецпоселения для ссыльных, колонии для осуждённых на срок менее 3 лет, и лагеря.

Управление лагерей было создано при ОГПУ СССР в апреле 1930 года, в феврале 1931-го преобразовано в Главное управление трудовых лагерей и трудовых поселений (ГУЛаг). В октябре 1934-го лагеря забрали из ведения республиканских наркоматов и всю систему подчинили НКВД СССР, но в результате борьбы между ОГПУ, НКВД и наркоматом юстиции (НКЮ) некоторая часть органов, связанных с отбыванием небольшого наказания, оказалась в НКЮ, а основная часть досталась НКВД. «Эти ведомства почувствовали ощутимую прибыль от эксплуатации труда лишённых свободы, и каждое стремилось подчинить тюремную систему только себе»[62].