«
19 февраля 1861 года император Александр II подписал целый ряд законов. Здесь были Манифест и Положение о даровании свободы крестьянам, документы о вступлении Положения в силу, об управлении сельскими общинами и т. д. Сначала освобождались помещичьи крестьяне, затем удельные и приписанные к заводам.
Эта история достаточно известна. Поэтому ограничимся сказанным, добавив только, что реформа проводилась так, чтобы дворяне не очень сильно пострадали. Крестьян отпускали «на волю» с землёй, но пользоваться ею они могли, только внося оброк или отбывая барщину. Они не могли отказаться от этих наделов в течение девяти лет, а для полного освобождения им следовало выкупить в собственность усадьбу и, по соглашению с помещиком, надел, и только после этого они становились крестьянами-собственниками, а до того считались на «временнообязанном положении».
Во всём этом было мало экономического смысла и ещё меньше справедливости, хотя надо отметить, что другие европейские страны переходили к промышленной фазе развития с ещё большей несправедливостью к сельскому населению. А самое удивительное (о чём мало кто знает), это то, что тогдашняя приватизация земли проходила по сценарию, до боли нам всем знакомому. Земли 50 000 (пятидесяти тысяч!) разорившихся после отмены крепостного права небогатых помещиков скупили вовсе не крестьяне, а 143 (сто сорок три) крупных сановника, которые затем обогащались, сдавая эти же земли жившим там же крестьянским общинам.
Вслед за крестьянской реформой последовал целый ряд других: университетская (1863), земская и судебная (1864), цензурная (1865), городская (1870), военная (1874). Иначе говоря, власть понимала, что реформы необходимы, но проводила их со слишком большими интервалами, без увязки друг с другом и без хоть какой конечной цели. К сожалению, такой подход не позволил России преодолеть трудности, но, к счастью, не позволил и полностью скатиться в яму, хотя предпосылки к этому были.
В те годы завершилась бюрократизация практически всех сторон государственной жизни. Выразилась она прежде всего именно в окончательной централизации: высшее чиновничество сосредоточило у себя все рычаги власти. Они смели перечить даже императору! Бюрократы без проблем отторгали его решения, если они им не нравились. Любой вопрос можно было запутать и заволокитить, создавая комиссии и подкомиссии, комитеты и подкомитеты; проводя собрания и заседания; вырабатывая массу нечитаемых бумаг; выдумывая акции протеста; ссылаясь на непреодолимые силы, на желания дворянства или нежелания крестьянства.
Царевич Грузинский, отличавшийся своею ограниченностью, был назначен присутствующим в правительствующем Сенате. Одно известное царевичу лицо обратилось к нему с просьбой помочь ему в его деле, назначенном к слушанию в Сенате. Царевич дал слово. После, однако, оказалось, что просителю отказали, и царевич, вместе с другими сенаторами, подписал определение. Проситель является к нему.
— Ваша Светлость, — говорит он, — вы обещали мне поддержать меня в моем деле.
— Обещал, братец.
— Как же, Ваша Светлость, вы подписали определение против меня?
— Не читал, братец, не читал.
— Как же, Ваша Светлость, вы подписываете, не читая?
— Пробовал, братец, — хуже выходит.
Наиболее влиятельным было Министерство внутренних дел. Оно к концу правления монарха включало в себя, помимо огромного центрального аппарата, большую и разветвлённую сеть местных органов и учреждений. Оно занималось всем: администрированием, уголовным сыском, политическим розыском, цензурой, надзором за дворянством, крестьянством, купечеством и чиновниками аппарата.
В качестве антитезы появились общественные движения, оппозиционные правительству: народники, затем партия «Земля и воля», разделившаяся в 1879-м на партии «Народная воля» и «Чёрный передел». Начались покушения на видных царских сановников, в том числе и на жизнь самого Александра II.
В апреле 1880 года министром внутренних дел назначили М. П. Лорис-Меликова. Человек незаурядный, он взял на себя подготовку завершения «великого дела государственных реформ»: составил так называемую «Конституцию Лорис-Меликова», которая предусматривала выборность представителей от общественных учреждений в высшие органы государственной власти. Никаких легальных партий или прочих сравнимых с ними общественных учреждений тогда не было, и по сути речь шла о завершении передачи власти от монарха в руки бюрократии: она бы и партии создавала, и общественные движения; сама бы себя во власть выбирала и сама контролировала. Документ был заранее одобрен императором, назначили уже заседание Совета министров для утверждения законопроекта, но…
Страна под воздействием реформ этого государя двинулась от вполне устойчивого неограниченного самодержавия к не менее устойчивому конституционному режиму, но при таком переходе неизбежен этап нестабильности. Лишь если власть имеет чёткое представление, что она хочет получить в результате своих действий, и умеет добиться выполнения задуманного, не останавливаясь даже перед «крутыми» мерами, этот путь можно пройти, спокойно корректируя намерения в соответствии с логикой развития. Самое недопустимое для лидера качество на этом пути — нерешительность.
Александр II был нерешительным лидером. Чётко понять, чего он хочет, ради какого для России блага затеял реформы, он не мог, и потому в значительной мере сам повинен в разыгравшейся драме. Страна вследствие его руководства впала в нестабильность; из клубов этого тумана вышли бомбисты и утром 1 марта 1881 года убили самого инициатора перемен.
После убийства императора принявший корону его сын Александр III (1845‒1894) собрал Совет министров. Многим казалось, что раз отец нового государя одобрил доклад Лорис-Меликова по переходу к демократии, то обсуждение его «Конституции» в Совете министров — простая формальность, и она будет принята хотя бы из уважения к памяти покойного. Но император предупредил, что «вопрос не следует считать предрешённым». Начались споры, конец которым положил обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев. Он заявил, что одно лишь «чистое» самодержавие, такое, каким оно сложилось при Петре I и Николае I, может противостоять революции. Неумелые реформаторы своими уступками, полууступками и полуреформами способны только расшатать здание самодержавного государства.
После его выступления император предложил ещё подумать над проектом.