– Нет проблем, – сказал начальник.

Это было невероятно! Он ушел около семи вечера, а в половине первого ночи – Маруха как раз вернулась с прогулки – Дворецкий торопливо постучался в дверь, запертую изнутри, и передал ей письмо. Оно было не из тех писем, что Вильямисар пытался передать через Гидо Парру, а то, которое он отдал Хорхе Луису Очоа. Глория Пачон де Галан еще сделала к этому письму ободряющую приписку. А на обратной стороне листа Пабло Эскобар собственноручно добавил: «Я знаю, для Вас и Вашей семьи это все ужасно, но ведь наша семья тоже сильно пострадала. Впрочем, не волнуйтесь. Обещаю, ничего плохого с Вами не случится, как бы ни складывались обстоятельства». А в конце Эскобар посоветовал ей с какой-то невероятной, даже безумной откровенностью: «Не обращайте внимания на мои заявления для прессы. Я делаю их просто чтобы надавить на правительство».

Зато письмо мужа разочаровало Маруху своим пессимизмом. Альберто писал, что все идет хорошо, но надо набраться терпения: ждать, возможно, придется еще долго. Не сомневаясь, что письмо прочитают прежде, чем передать, Вильямисар завершил его словами, которые больше адресовались Эскобару, а не Марухе: «Принеси жертву ради мира в Колумбии». Маруха пришла в ярость. Она столько раз мысленно ловила безмолвные послания Вильямисара, которые он сочинял по ночам на террасе, и умоляла от всего сердца:

– Вызволи меня отсюда! Я уже не знаю, на кого я похожа. Я ведь столько времени не смотрелась в зеркало!

Письмо Вильямисара побудило ее не набраться терпения, а написать ему, что она и так уже натерпелась. Сколько было жутких ночей, когда ее обуревал смертный ужас и она просыпалась в холодном поту! Маруха не подозревала, что письмо это старое, написанное в промежутке между провалом переговоров при посредничестве Гидо Парры и первыми свиданиями Альберто с братьями Очоа, когда все было совсем беспросветно. Как можно было тогда ожидать от Альберто оптимистических писем? Но теперь-то все по-другому, теперь путь к освобождению наметился вполне отчетливо…

К счастью, недоразумение позволило Марухе осознать, что гнев ее вызван не столько письмом, сколько застарелой и неосознанной обидой на мужа. Почему Альберто допустил, чтобы освободили только Беатрис? Он же управляет переговорным процессом! За девятнадцать лет совместной жизни у Марухи не было ни времени, ни повода, ни душевных сил задаваться подобными вопросами. И ответ, который она дала себе сейчас, вернул ее к реальности. Она выдержала месяцы заточения, потому что была абсолютно уверена: муж все время, двадцать четыре часа в сутки борется за ее свободу. Он делает это неустанно, даже не имея надежды. Почему? Да потому, что он совершенно уверен: она знает о его борьбе. Это был неведомый им самим пакт любви.

Они познакомились девятнадцать лет назад на рабочем совещании. Оба были тогда начинающими журналистами.

– Альберто мне сразу понравился, – говорит Маруха.

Чем? Она отвечает не раздумывая:

– Своей неприкаянностью.

Ответ самый что ни на есть неожиданный. На первый взгляд Вильямисар был типичным студентом-нонконформистом того времени: волосы до плеч, позавчерашняя щетина, одна-единственная рубашка, которую стирал только проливной дождь…

– Нет, иногда я все-таки мылся! – добавляет, покатываясь со смеху, Альберто.

На второй взгляд, он был пьяницей и бабником с несносным характером. Но Маруха сразу распознала в нем то, что вообще-то было понятно только с третьего взгляда: Вильямисар способен потерять голову из-за красивой женщины. А еще он умный и тонко чувствующий. И главное, в избытке обладает качествами, которые необходимы для завершения его воспитания: у него железная воля и мягкое сердце.

В ответ на встречный вопрос, что ему понравилось в Марухе, Вильямисар хмыкает. Наверное, потому, что, кроме внешних данных, никаких других оснований у нее влюбиться не было. Ей было уже за тридцать. В девятнадцать она обвенчалась в католической церкви со своим мужем и родила от него пятерых детей: трех девочек и двух мальчиков.

– Я Альберто сразу все рассказала, – откровенничает Маруха. – Пусть знает, что вступил на минное поле.

Он в ответ снова хмыкнул и вместо того, чтобы самому пригласить ее в ресторан, попросил общего приятеля: пусть пригласит их обоих. На следующий день Вильямисар пригласил ее и этого друга. В третий раз уже обедал с Марухой вдвоем, а на четвертый они обошлись без обеда и продолжали встречаться каждый день с самыми лучшими намерениями. Когда спрашиваешь Вильямисара, он был влюблен или просто хотел с ней переспать, Альберто отвечает в лучших сантандерских традициях:

– Не болтай ерунды! Все было сверхсерьезно.

Наверное, он даже не догадывался, до какой степени.

У Марухи была спокойная, ровная, идеальная семейная жизнь. Но возможно, она была чересчур пресной, а Марухе хотелось немного страсти и риска, чтобы почувствовать себя живой. Она выкраивала время для Вильямисара, ссылаясь дома на работу. Выдумывала несуществующие задания, в том числе по субботам с двенадцати дня до десяти вечера. По воскресеньям и в праздники она врала мужу, что ей надо на молодежный фестиваль, на конференцию по искусству или киноклуб, который почему-то устраивается в полночь. В общем, изобретала любой предлог, лишь бы побыть с Альберто наедине. У него таких проблем не возникало: он был холост и предоставлен сам себе. Жил как хотел, питался в ресторанах. Девушек у него было столько, что он ни одну не мог назвать своей постоянной подругой. Ему оставалось лишь защитить диплом, и он стал бы хирургом, как его отец, но ему тогда хотелось просто жить, а не лечить больных. В те времена любовь уже не довольствовалась мелодиями болеро; ушли в прошлое надушенные записочки, мода на которые держалась четыре столетия; стали анахронизмом слезливые серенады, монограммы на платочках, язык цветов, свидания в пустых кинотеатрах в три часа дня. Мир, вдохновленный счастливым безумием «Битлз», восстал против смерти.

Через год после знакомства Альберто поселился вместе с Марухой и ее детьми в стометровой квартире.