Она посмотрела президенту в глаза, но ответить он ей не смог, потому что Нидия была слишком возбуждена. Вот что он сам скажет об этом впоследствии:

– Она меня спрашивала, но не давала возможности ответить.

И действительно, Нидия, не дожидаясь ответа, тут же задала следующий вопрос:

– Вам не кажется, господин президент, что вы ошиблись в подходе к этой проблеме?

На лице Гавирии впервые промелькнула тень сомнения.

– Никогда еще я не испытывал таких страданий, – спустя годы признается он.

Однако виду Гавирия не подал, а лишь моргнул и ответил совершенно обычным тоном:

– Возможно.

Нидия встала, молча протянула ему руку и выметнулась из кабинета прежде, чем он успел открыть перед ней дверь. Мигель Сильва, зайдя к президенту после ее ухода, увидел, что на Гавирию произвел огромное впечатление рассказ Нидии про убитого наркотеррориста. Гавирия, не теряя времени, написал конфиденциальное письмо генеральному прокурору с просьбой расследовать это дело и наказать виновных.

Большинство колумбийцев сходилось во мнении, что силовая акция была предпринята для захвата Эскобара или какого-то другого важного преступника. Но даже если так, она все равно была проведена провально, глупейшим образом. По версии полиции, Диана погибла во время прочесывания местности при поддержке вертолетов. Полиция неожиданно натолкнулась на боевиков, которые пытались скрыться, уводя с собой Диану Турбай и оператора Ричарда Бесерру. Спасаясь бегством, один из охранников выстрелил в спину Диане и перебил ей позвоночник. Оператор не пострадал. Диану перевезли на полицейском вертолете в главную медельинскую больницу, и там в шестнадцать тридцать пять она скончалась.

Версия Пабло Эскобара была совершенно иной и в основном совпадала с тем, что Нидия рассказала президенту. По словам Эскобара, полиция устроила облаву, зная, где скрывают заложников. Эти сведения удалось под пытками вырвать у двух боевиков, которых Пабло Эскобар назвал их подлинными именами, указав номера удостоверений личности. Как говорилось в заявлении Эскобара, полиция схватила и пытала этих людей, и один из них затем указал командующему операцией с вертолета нужное место. А Диану, которую похитители якобы отпустили, убила полиция, когда она пыталась убежать. Заканчивалось заявление тем, что в перестрелке погибло еще трое мирных крестьян, которых полиция выдает прессе за отстреливавшихся боевиков. Можно себе представить, как доволен был Эскобар, оглашая эти сведения, ведь они лишний раз подтверждали его обвинения в адрес полиции, свидетельствуя о нарушении прав человека.

Вечером того же дня, когда разыгралась трагедия, журналисты осаждали ее единственного свидетеля Ричарда Бесерру. Дело происходило в зале Главного полицейского управления в Боготе. Ричард все еще был в черной кожаной куртке, в которой его похитили, и в соломенной шляпе, которую дали ему похитители, чтобы он сошел за крестьянина. Состояние Ричарда не способствовало прояснению ситуации.

У наиболее проницательных коллег сложилось впечатление, что в сумятице событий он не смог уловить сути происходящего. Ричард заявил, что охранник нарочно выстрелил в Диану, но никаких твердых подтверждений этому не было. Что бы кто ни говорил, мнение общественности склонялось к тому, что Диана погибла случайно, попав под перекрестный огонь. Однако окончательное расследование предстояло провести генеральному прокурору, о чем его просил в письме президент Гавирия после разоблачений, сделанных Нидией Кинтеро.

На этом драма не закончилась. Поскольку судьба Марины Монтойи до сих пор оставалась неизвестной, 30 января Невыдаванцы сделали новое заявление, признав, что 23 числа был отдан приказ ее казнить. Однако «до сегодняшнего дня, в силу ряда причин, связанных с трудностями нелегального положения, мы не располагаем информацией о том, был ли приговор приведен в исполнение или ее отпустили. Если Марину казнили, нам непонятно, почему полиция до сих пор не объявила об обнаружении трупа. Если же она освобождена, родственники должны об этом заявить». Только тогда, спустя семь дней после убийства Марины, начались поиски ее тела.

Судебный врач Педро Моралес, ассистировавший при вскрытии трупа неопознанной женщины, прочитал опубликованное заявление и подумал, что, наверное, сеньора, у которой было такое дорогое нижнее белье и такие ухоженные ногти, и есть та самая Марина Монтойя. Так оно и было. Но когда личность Марины была установлена, некто, назвавшийся сотрудником министерства юстиции, попытался оказать по телефону давление на Институт судебной медицины, чтобы факт ее захоронения в общей могиле не был обнародован.

Луис Гильермо Перес Монтойя, сын Марины, собрался пойти пообедать, как вдруг по радио сообщили о предположениях медиков. В Институте судебной медицины ему показали фотографию женщины, лицо которой было обезображено выстрелами, и он с огромным трудом узнал в ней свою мать. На Южное кладбище вызвали дополнительный наряд полиции, поскольку народ уже узнал о новостях по радио и пробиться к могиле было невозможно; полицейским пришлось прокладывать Луису Гильермо Пересу дорогу в толпе зевак.

По правилам судебной медицины на неопознанных трупах перед захоронением ставится маркировка; она наносится на торс, руки и ноги, чтобы даже при расчленении было понятно, кому они принадлежат. Затем тело заворачивают в черный полиэтилен – из такого материала делают мешки для мусора – и связывают лодыжки и запястья прочной веревкой. По утверждению сына, тело Марины Монтойи было без одежды, испачкано грязью и брошено в общую могилу; никакой маркировки, предусмотренной законом, на нем не было. Рядом лежал трупик ребенка, которого похоронили одновременно с ней, завернув в розовую спортивную куртку.

Уже в морге, после того как тело обмыли водой из шланга, сын осмотрел зубы покойницы и на мгновение заколебался. Насколько он помнил, у Марины Монтойи не было левого премоляра – малого коренного зуба. А у трупа все зубы были на месте. Но когда он посмотрел на руки и приложил их к своим, сомнений не осталось: они были практически одинаковы. Но зато, похоже, у Луиса Гильермо Переса навсегда осталось подозрение, что тело его матери на самом деле опознали сразу, однако отправили, не церемонясь, в общую могилу, чтобы не будоражить общественность и не мешать работе правительства.

Гибель Дианы, которая произошла еще до обнаружения тела Марины, переломила ситуацию в стране. Отказываясь вносить поправки во второй указ, Гавирия не реагировал ни на резкости Вильямисара, ни на слезные мольбы Нидии. Его доводы сводились к тому, что указы не могут меняться из-за похищений конкретных заложников. Они должны отражать более широкие интересы общества. Ведь и Эскобар похищал людей не для того, чтобы выторговать условия сдачи лично для себя. Он добивался отказа от экстрадиции и амнистии всех наркодельцов. Раздумывая над этим, президент наконец понял, какой должна быть окончательная версия указа. Изменить его теперь, после того как он не внял мольбам Нидии и других людей, было сложнее, но он все же решился.

Вильямисар узнал об этом от Рафаэля Пардо. Время ожидания тянулось бесконечно долго. Вильямисар не знал ни минуты покоя. Он не отрывался от радио и телефона и испытывал огромное облегчение, если никаких плохих известий не поступало. Пардо он звонил в любое время дня и ночи, спрашивая одно и то же: