– Как хорошо, что вы скоро увидите своих родных!
Марина, не проронив ни слезинки, подошла к охранникам. Они надели ей капюшон задом наперед, так что прорези для глаз и рта оказались на затылке и ей ничего не было видно. Монах взял Марину за обе руки и, пятясь, вывел из дома. Марина шла уверенным шагом. Второй охранник запер дверь снаружи.
Маруха и Беатрис безжизненно застыли перед дверью и не могли пошевелиться, пока не услышали, как машина выезжает из гаража и постепенно скрывается вдали. Только тогда до женщин дошло, почему у них забрали телевизор и радио: им не следовало знать, чем закончится эта ночь.
Глава 6
На рассвете следующего дня, в четверг, 24 января, труп Марины Монтойи был найден на пустыре, к северу от Боготы. Она полулежала на еще не высохшей от росы траве, прислонившись спиной к ограждению из колючей проволоки и скрестив руки на груди. Следователь по уголовным делам 78-го участка, производивший осмотр трупа, отметил, что убитая – женщина лет шестидесяти, с пышными серебристыми волосами, одета в розовый спортивный костюм, на ногах – коричневые мужские носки. На груди под костюмом обнаружили пластиковый крестик. Туфли кто-то уже успел украсть, явившись на место преступления раньше полиции.
На голове убитой женщины был затвердевший от запекшейся крови капюшон, надетый задом наперед, так что отверстия для глаз и рта оказались на затылке; голова была почти раздроблена шестью сквозными выстрелами, сделанными, очевидно, с расстояния более пятидесяти сантиметров, поскольку ткань не была опалена, а на коже не осталось ожогов. Выстрелы были произведены в затылок и в левую часть лица. Еще один, очень аккуратный – видимо, контрольный – был сделан в лоб. Однако в полевой траве возле тела обнаружили только пять гильз девятого калибра. Криминалисты уже пять раз сняли у трупа отпечатки пальцев.
Вокруг толпились зеваки, среди которых было немало учеников колледжа Сан-Карлос, расположенного неподалеку. Присутствовала при осмотре трупа и продавщица цветов, торговавшая на Северном кладбище. Она в тот день встала ни свет ни заря, чтобы записать дочку в соседнюю школу. На нее произвело огромное впечатление, что у убитой было такое дорогое нижнее белье, такие ухоженные ногти и такой изысканный, несмотря на изуродованное лицо, вид. Под вечер в цветочную лавку на Северном кладбище, находящемся в пяти километрах от места, где обнаружили труп, приехала поставщица. Цветочница была очень подавлена и мучилась от головной боли.
– Вы не представляете, как жалко было эту несчастную сеньору, брошенную на пустыре! – сказала цветочница. – Вы бы видели ее белье, эту стать гранд-дамы, эти роскошные седые волосы и ухоженные руки с прекрасным маникюром!
Поставщица, обеспокоенная подавленностью своей товарки, дала ей анальгин и посоветовала не думать о грустном, а главное, не взваливать на себя груз чужих проблем. Лишь через неделю обе поймут, что с ними случилось невероятное, ведь цветочницей была Марта де Перес, жена Луиса Гильермо Переса, сына Марины!
Вечером, в половине шестого, труп привезли в Институт судебной медицины и оставили в морге до следующего утра, потому что вскрытие тех, в кого сделано более одного выстрела, ночью не производится. В морге уже лежали, ожидая своей очереди на опознание и вскрытие, тела двух мужчин, подобранных на улице утром. А потом привезли еще два мужских трупа, тоже найденных на улице, и тельце пятилетнего ребенка.
Врач Патрисия Альварес, производившая вскрытие Марины Монтойи с половины седьмого утра в пятницу, обнаружила у нее в желудке остатки пищи и сделала вывод, что смерть наступила в четверг на рассвете. Ее тоже впечатлило высокое качество Марининого нижнего белья и ее ухоженные, покрашенные ногти. Она подозвала своего начальника Педро Моралеса, который стоял чуть поодаль и вскрывал другой труп, и доктор помог ей заметить некоторые другие детали, безошибочно указывавшие на социальную принадлежность покойной. Марине сделали зубную карту и радиографию, сфотографировали ее и еще три раза сняли отпечатки пальцев. Под конец взяли пробу на атомно-абсорбционный анализ, однако следов психотропных препаратов не нашли, хотя за несколько часов до Марининой гибели Маруха Пачон дала ей две таблетки барбитурата.
Соблюдя все необходимые формальности, труп отправили на Южное кладбище, где три недели назад была вырыта общая могила на двести покойников. Там Марину и похоронили вместе с четырьмя другими неизвестными и ребенком.
В ту суровую январскую пору ситуация в стране – это все понимали – была хуже некуда. С 1984 года, когда убили министра Родриго Лару Бонилью, мы пережили множество ужасных событий, но конца этому видно не было, и нельзя сказать, что самое худшее осталось позади. Насилие ширилось и усугублялось.
Среди бед, обрушившихся на страну, страшнее всего был наркотерроризм, он отличался особой злонамеренностью и беспощадностью. Перед выборами 1990 года было убито четверо кандидатов на пост президента. Карлоса Писарро, выдвигавшегося от М-19, киллер-одиночка застрелил на борту коммерческого самолета, хотя билеты менялись четыре раза в обстановке полной секретности и предпринимались другие меры предосторожности, чтобы сбить с толку злоумышленников. Вышедший во второй тур Эрнесто Сампер сумел выжить, невзирая на то что в него всадили одиннадцать пуль, и спустя пять лет все-таки стал президентом республики; четыре пули так и остались неизвлеченными, и когда он проходил в аэропортах через магнитную рамку, всегда раздавался звон. На пути следования генерала Масы Маркеса взорвался грузовик, начиненный 350 килограммами динамита, однако генералу удалось выскочить из легкобронированного автомобиля, да еще вытащить за собой раненого телохранителя.
– Я вдруг словно взлетел на гребне волны, – делился воспоминаниями генерал.
Он испытал такой шок, что для восстановления душевного равновесия ему пришлось обратиться за помощью к психиатру. Спустя семь месяцев, когда лечение еще не закончилось, взрыв грузовика с двумя тоннами динамита произвел поистине апокалиптические разрушения в огромном здании Департамента госбезопасности; в итоге семьдесят человек погибли, семьсот двадцать были ранены, а материальный ущерб не поддавался оценке. Террористы выждали, пока генерал войдет в кабинет, и только тогда произвели взрыв, однако Маса Маркес не получил ни царапины. В том же году на борту пассажирского самолета через пять минут после взлета взорвалась бомба, унеся жизни ста семи человек, в том числе Андреса Эскаби, шурина Пачо Сантоса, и колумбийского тенора Херардо Арельяно. По официальной версии, теракт был направлен против кандидата в президенты Сесара Гавирии. Но это абсолютно неверно, поскольку Гавирия даже не думал лететь этим самолетом. Больше того, служба безопасности вообще запретила ему летать пассажирскими рейсами. А когда он однажды все-таки попытался, ему пришлось отказаться от своего намерения, потому что перепуганные пассажиры валом повалили к выходу, не желая рисковать из-за него своей жизнью.
По правде сказать, страна попала в адский заколдованный круг. С одной стороны, Невыдаванцы отказывались сдаться или хотя бы уменьшить насилие, потому что полиция не давала им продыху. Эскобар везде, где только мог, заявлял, что медельинская полиция врывается в любое время дня и ночи в дома, хватает десяток первых попавшихся под руку подростков и расстреливает их без суда и следствия. Дескать, к чему разбираться, большинство все равно поддерживает Пабло Эскобара, работает на него, а если и не работает, то скоро будет работать – либо по своей воле, либо по принуждению. Террористы, в свою очередь, постоянно убивали полицейских, нападали и похищали людей. С другой стороны, старейшие партизанские движения, Армия национального освобождения (АНО) и Революционные вооруженные силы Колумбии (ФАРК) в ответ на первые мирные предложения Сесара Гавирии устроили целую серию терактов.
Чаще других жертвами слепого террора становились журналисты; кого-то убивали и похищали, кого-то угрозами и подкупом вынуждали сдавать позиции. С сентября 1983-го по январь 1991-го наркокартели убили двадцать шесть журналистов, работавших в самых разных изданиях. Гильермо Кано, главного редактора газеты «Экспектадор», человека, который мухи в жизни не обидел, два террориста подстерегли и убили из пистолета прямо у входа в редакцию. Гильермо ездил на пикапе, отказываясь от сопровождения и не желая пересесть в бронированный автомобиль, хотя мало кто получал столько угроз за свои самоубийственные статьи против торговли наркотиками. Даже после смерти Гильермо враги не успокоились и продолжали мстить: сперва взорвали памятник, установленный ему в Медельине, а спустя несколько месяцев начинили тремястами килограммами динамита грузовик, и от типографского оборудования остались рожки да ножки.
Нашу культуру начал уничтожать еще более вредоносный наркотик, нежели героин: легкие деньги. Стала процветать идея, что закон является главным препятствием на пути к счастью. Зачем учиться читать и писать, если жизнь преступника лучше и надежнее, чем жизнь добропорядочного гражданина? Короче говоря, началось разложение общества. Как бывает всегда, когда в обществе идет скрытая война.
В современной Колумбии похищение людей, увы, не редкость. Четырех президентов, правивших до Гавирии, террористы испытывали на крепость, похищая людей, чтобы дестабилизировать ситуацию в стране. И, насколько известно, ни один из них не пошел на уступки похитителям. В феврале 1976 года, при Альфонсо Лопесе Мичельсене, М-19 похитила председателя Конфедерации трудящихся Колумбии Хосе Ракеля Меркадо. Повстанцы судили его и приговорили к смерти за предательство рабочего класса; Меркадо был убит двумя выстрелами в затылок после того, как правительство отказалось выполнить политические требования М-19.