Суть «сказанного» более-менее ясна: Енох, оставшись незамеченным за всеми событиями последних минут, подобрал нож Куана и даже смог освободить руки. Теперь он хочет перерезать веревки, стягивающие запястья Фланахэна. Крейван решил было, что послание закончено, но вдруг началась новая серия постукиваний. «… уйдёшь… беги быстрее… на боковую… к…» Один из силуэтов, едва видных через неплотно сомкнутые веки, резко поднялся. Постукивания прекратились.
— Ладно, Гвоздь, я ж сказал — уже иду. А угрозы свои засунь себе, знаешь куда?
Ворча под нос, Сапог приблизился и легко потыкал Фланахэна ногою в ребра. Боль в измученном теле была невыносимой — не открывая глаз, Крейван застонал и, будто рефлекторно, подался назад, одновременно вытягивая связанные за спиною руки как можно дальше. Сапог довольно хмыкнул и, пнув напоследок безликого в плечо, вернулся на свое место.
— Слышал, а? Живы твои тыща марок — чё с ними сделается?
— Наши, Сапожок, наши. Надеюсь, Луркан со своими людьми скоро появятся.
— А как он нас найдет, Луркан твой?
— Он не мой. Мне кажется, он даже не слуга Эдкрону — очень непростой мужик, и история у него мутная. А выведет на нас дружок евойный, которого безликие угробили. Знаешь же, где один — там и другой. Чувствовали они друг друга…
— Как мужеложники, не?
— Не, как близнецы. А про мужеложников не знаю — можешь у Луркана сам спросить.
— Ага, я-та глупый, но не идиот…
Крейван почувствовал, что верёвки чуть ослабли. Нож был прекрасно заточен, но Енох резал, по возможности, тихо и осторожно, не видя цели. На руках Фланахэна прибавилось свежих порезов, запястья стали скользкими от крови, каждое новое касание лезвия незащищенной кожи было очень болезненным, но Крейван терпел, прикусив язык. Наконец, сила, стискивающая руки отпустила, отпустила так неожиданно, что Фланахэн чуть не охнул — отчасти от внезапности, отчасти от новой боли, когда кровь устремилась в кисти рук. Осторожно, тягуче медленно он несколько раз сжал и разжал кулаки. Боль понемногу уходила. Пальцы задели что-то твёрдое и холодное. Видимо, советник подложил ему нож. Дело было за малым — освободить ноги, убить деревенских и убираться вместе с Енохом подальше, прежде чем на эту проклятую прогалину явится загадочный Луркан со своими людьми…
— Гвоздь, чё думаешь — как поступит Луркан с этими-та? — Сапог приглушил голос почти до шёпота. — Отвезёт Эдкрону?
— Ты знаешь, я и думать не хочу, что с ними сделают. — в голосе простолюдина слышался испуг и, как ни странно, жалость. — Заберу свои марки — и был таков. Меньше видишь — крепче спишь…
Руки Крейвана были свободны, в правой он сжимал острый нож. Он лишь ждал подходящего момента для того, чтобы перерезать путы на ногах. Рассчитывать можно только на себя: потратив остаток сил на помощь Фланахэну, Енох снова затих. Надеясь хоть на малую толику удачи, Крейван считал удары сердца. На семьдесят втором ударе в разговор простолюдинов вмешался посторонний звук: кашель и отборная брань. Проснулся третий компаньон шайки из деревни, его пробуждение Сапог поприветствовал ответным крепким словцом. Крейван открыл глаза. Свет костра неожиданно сильно ослепил, прошла пара секунд, прежде чем зрение снова обрело фокус. Тюфяк поднялся на ноги, потянулся и громко, с утробным рыком зевнул. Освещённая пламенем костра, его массивная фигура напоминала огромного слизняка, поднявшегося на ноге. Пользуясь тем, что внимание Гвоздя и Сапога привлёк их товарищ, Фланахэн, превозмогая боль в избитом и затекшем теле, сел и наклонился к верёвкам, стягивающим щиколотки. Удача в эту ночь была необыкновенно ветреной, то являясь к Крейвану, то покидая его в самый нужный момент, вот как сейчас. Боковым зрением Гвоздь заметил какое-то движение за спиною и, вскочив, молнией рванулся к Крейвану, лихорадочно кромсающему толстые просмоленные шнуры. Пальцы его сжимали верный гвоздь, в глазах искрилась ярость — меньше всего в это мгновение он думал о тысяче марок. Прежде чем Фланахэн успел хоть что-то предпринять, откуда-то сбоку, в ноги Гвоздю подкатилась тёмная фигура — советник Енох в очередной и последний раз удивил Крейвана. С проклятием Гвоздь растянулся поперек Еноха совсем рядом от уже практически освободившегося Фланахэна. Тюфяк ошеломлённо и немного испуганно таращился на образовавшуюся кучу малу, Сапог соображал быстрее и уже был на ногах. Двумя большими шагами он преодолел расстояние, отделявшее его от пленников и, эхнув, пинком в ребра сшиб на землю, силившегося подняться на четвереньки советника. Гвоздь откатился в сторону, чтобы не мешать товарищу. Енох, невзирая на явную боль, тоже попытался убраться подальше от врага, но тело уже отдало последние силы и отказывалось подчиняться. В каком-то нелепом полуприсяде, вознеся дубинку над головой, Сапог навис над сжавшейся фигурой Еноха. Оранжевый свет костра облекал его силуэт в зловещий ореол, достойный самого Тёмного, лицо рассекала кривая улыбка. Дубинка опустилась. Громкий крик Еноха, напомнивший Крейвану крики кроликов, которых его отец забивал для праздничного стола, не смог заглушить тошнотворного хруста костей черепа. «Ещё одна непрошенная жертва на алтарь твоей жизни, Фланахэн…» — с тоскою подумал Крейван, уже почувствовавший, как последнее волокно верёвки лопнуло с легким щелчком. Сапог, не задерживаясь на празднование триумфа, метнулся к Крейвану и ещё раз махнул дубинкой. Усилия пропали втуне, безликий уже был на ногах и, разминая затекшие ноги, отступал, создавая комфортный запас расстояния.
Громкое, сипящее дыхание предупредило об опасности с тыла. Очевидно, Тюфяк задумал повторить свой подлый трюк. Так по-простолюдински глупо пытаться дважды надуть безликого одним и тем же приёмом… Крейван развернулся, легко ушел от прямолинейного удара и, хотя безликие обычно убивают безэмоционально, почувствовал какое-то животное наслаждение, чувствуя, как лезвие рассекло мягкие, насыщенные жиром, ткани горла, прошло гортань, иостановилось, только упершись в позвоночный столб. Толстяк рванулся и тонко заверещал. Рывок был неожиданно сильным, рукоятка ножа вырвалась из ещё не до конца вернувших чувствительность пальцев. Фланахэн, встречая новую опасность в лице Сапога, перешедшего в атаку, не стал задерживаться на извлечение оружия из кровоточащего, многоярусного подбородка Тюфяка, а просто толкнул его уже не сопротивляющуюся тушу навстречу нападающему и шагнул следом. Сапог, не ожидавший такого поворота, попытался остановить, отпихнуть уже мертвое тело — но куда там! Тюфяк весил на сто двадцать фунтов больше, и встречное столкновение сложилось не в пользу долговязого простолюдина. Завалившись, тело Тюфяка погребло под собой ноги Сапога, но за миг до этого Крейван выхватил дубинку из рук последнего. Сапог ещё пытался выбраться из-под накрывшей его груды мяса и жира, сопровождая свои потуги площадной бранью, когда безликий один-в-один воспроизвёл удар, всего полминуты назад пресекший жизнь Еноха. При звуке ломающегося черепа простолюдина, ещё большее наслаждение, противоестественное, но от этого не менее сладкое, захлестнуло душу Фланахэна.
Но времени на торжество не было — где-то рядом находился последний простолюдин, ублюдок, убийца Хэнрана. А с минуты на минуту на прогалине, если верить деревенским, должны были появиться новые охотники на безликих. Крейван развернулся, держа дубинку в вытянутой руке. С отполированного дерева сорвались несколько капель темной жидкости. Туда же, в темноту, куда не доставал отсвет пламени, отпрянула человеческая тень. Наверное, Гвоздь хотел использовать темноту как союзницу, тем паче глупо было начинать разговор, выдавая свое местоположение. Гвоздь даже не говорил, кричал, разрезая ночной воздух визгливым скрежетом голоса:
— А ты шустрый, гад! Недоглядели мы с парнями… А ты их почти всех и поубивал.
Крейван не обращая внимания на вопли Гвоздя, пошёл на врага, небрежно помахивая дубинкой. Последний начал пятиться в сторону близких зарослей.
— Остались только я, да кривой Аткинс. Ладно, он-то всё одно что жмур — сидит там, — Гвоздь махнул рукой куда-то в сторону, — глаза выкатил и слюней целую лужу напустил. Ты ему на бошку наступил, да? Вмятина с мой кулак, ей-ей! А теперь и меня порешить решил, ага.
Фланахэн в несколько не то широких шагов, не то скачков настиг Гвоздя. Простолюдин осклабился и сделал выпад своим столярным оружием. Крейван даже не глядел на руки противника, блестящие темные глаза ещё до начала атаки выдали ложь выпада. А потому, не обращая внимания на гвоздь, устремившийся к груди безликого лишь для того, чтобы остановиться и, изменив направление, сразить Фланахэна, Крейван нанес свой удар, целя в подбородок. Отполированная рукоятка и ладонь, скользкая от крови — вот что едва не убило Фланахэна. Дубинка вырвалась из руки и улетела куда-то в чащу, успев по пути задеть нос Гвоздя. От неожиданности, он отшатнулся, не завершив начатый маневр, зарычал, ухватившись свободной рукой за нос, но уже в следующий миг, видя, что противник обезоружен, с торжествующим воплем ринулся вперед. У Фланахэна не осталось другого выбора, кроме как принять бой с пустыми руками.