Крейван, медленно пятившийся к стойке (…дверь, там должна быть задняя дверь…), от неожиданности замер на месте. Кайл безумен, должен быть безумным по всем канонам Ремесла безликих, но в словах его была логика. И это «впрямь» говорило о том, что… Что сумасшедший безликий зная о Безумии, себя безумным не считал? Или (…может собирание таких матриц в своей сути — есть попытка выхода на иной уровень саморазвития?..) Кайл только кажется безумным, точнее, хочет казаться? Крейван мотнул головой, отгоняя неправильные, нечистые мысли.
Кайл наклонился к не-мёртвому, который, несмотря на раны, всё ещё цеплялся за земное существование (впрочем, от не-мёртвого трудно ожидать чего-то иного). Казалось, о присутствии Крейвана «безумец» просто забыл. Присев на корточки, и взяв стилет подмышку, Макгоэн, без видимых усилий начал ворочать тело Стоуна, переворачивая его навзничь. Вот они оказались лицом к лицу, и Кайл поймал взгляд уже тускнеющих глаз не-мёртвого. Стоун скривился от ненависти, похоже было, что он хотел что-то сказать, но не мог, как не мог, хоть бы и последним в жизни усилием, задушить врага, невозмутимо смотревшего на него.
— Друг мой, — сумасшедший снова говорил с Фланахэном, — не хочешь ли и ты влиться в славную компанию безумных безликих и заполучить вечного друга? Сильного, способного защитить тогда, когда сам себя защитить не смог бы. Вы притрётесь, полюбите друг друга, как единоутробные братья, а потом, может быть, примите в свой тесный круг нового славного парня. И раз от раза ваша семья, уж извини за грубость сравнения, будет только крепче перед напастями этого жестокого мира.
Кайл поднялся на ноги и повернулся к Крейвану. Посмотрел прямо в глаза. Лицо его приобрело какие-то новые черты, светилось великодушием, благородством, но, вместе с тем, носило печать усталости, а глаза передавали не только мудрость многих лет жизни многих людей, но и тяжесть многих знаний, в коих есть многие скорби… Было ли это лицо настоящим лицом Кайла, либо же верх взяла наиболее сильная личность, Крейван не знал, но надеялся, что первое.
— Промедлишь ещё минуту, и шанс будет упущен. Ты, конечно, можешь собрать семью и потом, но брата не-мёртвого у тебя, скорее всего, уже не будет.
Крейван сделал шаг к Макгоэну и лежащему у его ног Стоуну. Шаг этот дался легко, но гулко отдался в голове тревожным набатом. Разум его кричал: «Что ты делаешь?! У тебя за спиной стойка, за нею дверь и свобода. Кайл умён, быстр и очень опасен, но метательные ножи истрачены, и догнать тебя он навряд ли сможет, а может и не станет догонять вовсе…» Фланахэн заставил замолчать этот голос. Ещё один шаг, ещё один, ещё… Он подошел к Кайлу, тот посторонился, уступая место подле умирающего. Клинки в руках Крейвана дрожали, к горлу подкатила масса, отдававшая желчной горечью и кислотой выпитого пива. Он опустился на колени, поднял взгляд вверх, на Кайла. Тот, не мигая, смотрел куда-то в сторону единственного окна, словно бы происходящее не интересовало его вовсе. Однако, точно почувствовав что-то, он кивнул. Крейван перевел взгляд на лицо Стоуна. Кровь залила подбородок, кожа приобрела землистый оттенок. Ввалившиеся глаза смотрели в упор, в них была боль, и почти не оставалось гнева. Но больше всего в них было отчаяния и мольбы. Крейван, в знак того, что он понял, на мгновение прикрыл глаза. Затем, выпустив из левой руки клинок, положил ладонь на запястье Стоуна и вонзил острие второго клинка в грудь не-мёртвого. Сталь, практически без сопротивления, вошла между ребрами, изо рта Стоуна выплеснулось ещё немного крови, взгляд остановился… Крейван этого уже не видел. Подхватив лежащий клинок, он вскочил на ноги, отпрыгнул в сторону, и замер, направив острия в направлении Макгоэна, всё так же неподвижно стоящего возле тела не-мёртвого.
— Я подозревал, что ты сделаешь это. Большинство людей, клановых ли, простолюдинов ли, неважно, большинство это неспособно развиваться, неспособно действовать и мыслить вне шаблонов и рамок, в кои загоняет себя по своей же воле. Семейные узы, этика, порядочность, честь, долг — все это, как и многое другое лишь оковы разума. Для обычного человека разорвать такие оковы дело практически безнадежное: слишком много изменений претерпевает его внутреннее «я», и, в большинстве случаев, всё заканчивается банальным сумасшествием. Кроме того, простолюдины сдержаны в саморазвитии, они могут опираться лишь на свой внутренний ресурс. Но мы то — другие. По потенциалу развития мы куда выше примитивных не-мёртвых с их метаболическим перекосом и ускоренной регенерацией. Мы выше даже ходоков — они, конечно, обладают потрясающим опытом познания окружающего мира, но знания эти привнесены извне и не могут сравниться с нашей способностью не просто узнавать что-то, но органически усваивать это что-то. Мы, безликие, можем даром заполучить самый разный опыт быстро, без долгих лет тяжёлого обучения. И умения эти будут стократ лучше тех, которыми мы могли бы овладеть, обучаясь самостоятельно. Скажем, вздумается мне научиться готовить изысканные блюда на уровне грандмайстера кухни какого-нибудь лорда. Стану я читать кулинарные книги, брать уроки и пробовать — пробовать — пробовать. И даже убей я на это десяток лет жизни, далеко не факт, что стану на один уровень с тем самым грандмайстером. А возьми я у означенного грандмайстера его матрицу, и — вуаля! Через месяц-полтора я запросто приготовлю любое роскошество, будь то серебряный карп в базиликовом соусе, начинённый трюфельно-сливочной пастой, или же марципановая гирлянда с обсыпкой из кедровых орешков. Всё, что умел оный грандмайстер — теперь умею и я. Так то!
— Но, для этого тебе придется убить этого грандмайстера. Совесть не мучает? — Крейван не удержался и, впервые за все время, подал голос.
— Что?! Что я слышу? — воззвание к совести, похоже, развеселила Кайла. — С каких это пор у безликих-ремесленников завелась совесть?
Глумливый тон Макгоэна ранил сильнее стилета, который он аккуратно укладывал обратно в ножны, но Крейван заставлял себя слушать и не ввязываться в пререкания. Молчание, острый слух и хорошая память — вот что, зачастую, бывает дороже золота, и делает сильнее. Этот закон Ремесла Фланахэн усвоил одним из первых и считал его чуть ли не самым важным.
— То, что вы, мастера перевоплощения, называете Ремеслом с большой буквы, теперь не требует убийства? — продолжал ёрничать Кайл. — Ради чего вы вообще живёте? Ради семьи, ради детей, жён, родителей? А может ради этого самого Ремесла, будь оно неладно? Ты же задумывался — для чего Создатель наделил нас, безликих, способностью к перевоплощению, вплоть до полного превращения в другого человека? Неужели для того, чтобы выполнять чёрную работу в интересах простолюдинов из гильдий? Или, может, для того, чтобы собирать компромат на политических противников мелкопоместных верхушек? Смешно же! Подумай сам, если уж, для того чтобы получить личностную матрицу, эту самую личность нужно убить — зачем останавливаться на полпути и после выполнения заказа избавляться от матрицы, как от дурно пахнущего мусора? Почему не дать взойти в себе новой личности, сделавшись тем самым сильнее, выведя себя на новый уровень? Ты скажешь: так нельзя, это табу, это грех, об этом говорят все жизненные кодексы клана. Так было и так будет. Я скажу: ерунда! Убийство — само по себе грех. Так почему, согрешив в одном, вы бежите от другого греха? Ты скажешь: пусть так, но известно, что если чужую личность передержать в себе — она начинает подавлять хозяина, приводя того к безумию, превращая его в чудовище. Я спрошу: а с чего ты взял, что личность эту нельзя контролировать? И для развития матрицы мало просто сидеть и ждать. Как прилежный садовник холит и лелеет чудесную розу, украшение цветника, так и безликий должен работать со своим новым другом, братом, называй этот сосуд с чужой душой как угодно, и относиться к новой личности, как к себе самому.
От долгого, практически непрерывного, монолога у Макгоэна запершило в горле, и ему пришлось откашляться. Крейван, внутренне недоумевая, почему до сих пор никто не навестил «В три глотки» (лучше бы это была вечерняя стража, но сошёл бы и хозяин или прохожий забулдыга — много ли нужно тревогу поднять…), решил использовать образовавшуюся паузу:
— Все так, Кайл, твои слова звучат разумно и логически верно. Но, оглядываясь, что я вижу вокруг? Мы с тобою мирно беседуем посреди места казни. Эти мертвецы — что они есть, как не свидетельство твоего безумия? Зачем всё это?
Кайл поморщился, чуть наклонил голову, словно прислушиваясь к чему-то, потом негромко, чуть осипшим голосом ответил:
— А с чего ты, безымянный безликий, решил, что все эти люди умерли просто так? Ладно, буду откровенен до конца. Беда всех этих несчастных — оказаться в одном месте с кем-то, кто изначально был моей целью, кого я выслеживал несколько недель, изучал его привычки, места пребывания, любовные предпочтения. Я вёл его до последнего, разработал план оптимальной операции, даже завершил её. Но всё пошло прахом. Из-за моей наивности и твоей твердолобости. Да-да, не-мёртвый должен был быть главной жертвой посреди, скрывающих её, второстепенных…
— Но почему бы тебе не подкараулить этого громилу в укромном темном месте и не отправить к праотцам, без лишних свидетелей и убийств? Разумно?
— Не разумно. Убийство не-мёртвого и без того затея, сопряжённая с большим риском неожиданных осложнений. К тому же, найдя тело, клан не-мёртвых занялся бы собственным расследованием, могли бы всплыть ненужные детали последних дней жизни этого Стоуна, кто-нибудь вспомнил бы о незнакомце, задававшем кое-какие вопросы. Стало бы ясно, что не-мёртвый был убит не случайным грабителем, что звучит дико само по себе, а стал жертвой некоего охотника. А если, ко всему прочему, каким-то образом, вскрылся бы факт снятия личностной матрицы — началась бы заваруха, которая вполне могла закончиться даже войной кланов. Я этого не хотел, поэтому сделал, как сделал. Безумный безликий режет простых обывателей налево-направо. Его безжалостного клинка не избежал даже испытанный боец, не-мёртвый Стоун. Найти убийцу и казнить, как бешеного пса! Никому и в голову не придёт, что напрочь свихнувшийся безликий ещё и личности крадёт. Все ищут дикого, бешеного зверя, не подозревая, что зверь этот уже окончил свою работу и канул в Лету. Так должно было случиться и сегодня, если бы не ты, со своей идеалистической позицией. — Кайл хмыкнул. Внезапно, лицо его посуровело, брови спустились на переносицу. — Ты такой же, как большинство, хотя, мне показалось, что в тебе есть что-то такое, что ты можешь мыслить, раздвигая рамки обыденного. Но нет, ты пренебрег моим подарком, ты оттолкнул его, считая себя прямо-таки героем, уберёгшим бессмертную душу от когтей самого Тёмного. Что вы есть, как не пустышки, набитые ложными посылами о благородстве, двуличные ничтожества, прикрывающие свой страх взглянуть правде в глаза пуританством и громкими словами об этике и Грехе…
Макгоэн на секунду замолчал. Выглядел он утомлённым. Поморщившись, будто от резкой боли, он продолжал:
— Даже оседлые, коих вы, Истинные Безликие презираете, и те благороднее и честнее вас. По крайней мере, они отказываются от своей природы, руководствуясь настоящими моральными принципами… Теперь иди, мне не о чем более с тобой разговаривать.
Крейван сначала решил, что ослышался. На осмысление последней фразы Кайла ушло несколько секунд: