Книги
История Израиля. Том 3 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1978-2005
А что касается остальной части Палестины?..
Премьер-министр Израиля так и не смог избавиться от своих вполне обоснованных подозрений. Амира Хасс, один из старейших израильских журналистов, в конце 1990-х гг. занимался сравнительным изучением условий жизни палестинцев в условиях израильского и палестинского правления. Не питая ни малейших иллюзий относительно как Арафата, так и Шарона, Хасс в своей статье, опубликованной в ноябре 2004 г. в газете Га-Арец, тем не менее подверг самой резкой критике как раз Шимона Переса. В то время председатель Израильской партии труда завершал переговоры относительно вхождения своей партии в правящую коалицию. В самом ли деле, задавался вопросом Хасс, Перес хотел взять на себя все эти обязательства всего лишь ради такой малосущественной цели, как эвакуация Газы? Лишь месяц тому назад, 6 октября, Га-Арец цитировала высокопоставленного помощника Шарона, Дова Вайсгласа, который утверждал, что размежевание в Газе способно воспрепятствовать образованию палестинского государства на многие годы. “Суть плана размежевания, — утверждал Вайсглас, — сводится к тому, чтобы заморозить мирный процесс; заморозив же мирный процесс, можно предотвратить создание палестинского государства — и тем самым отдалить обсуждение всего круга вопросов о беженцах, границах и Иерусалиме”.
Далее Хасс подверг детальному рассмотрению поселенческую политику на Западном берегу, которую, по его мнению, призваны замаскировать коалиционные переговоры:
“Пока средства массовой информации ведут разговоры о новой коалиции, израильские бульдозеры безостановочно работают на всей территории Западного берега, возле деревни Хизме, к северу от района Писгат-Зеэв, в поселении Бетар, на перекрестке Тапуах, на дороге Узон и в северной части Иорданской долины, неподалеку от деревни Бардала. В одном месте речь идет о расширении поселения, относительно которого “существует консенсус”, в другом — это строительство новой объездной дороги, или расширение существующей, или обеспечение подъезда к новому форпосту. Все совершается ради “общественного блага” — иными словами, ради блага еврейских поселенцев… Все, что здесь делается, — делается в ущерб территориальной непрерывности будущего палестинского государства и противоречит логике мирного процесса”.
Но являлись ли намерения Шарона относительно аннексии земель столь же серьезными, как и в предыдущие годы нахождения Ликуда у власти? Насколько соответствовали действительности устрашающие прогнозы Амиры Хасса? Предшествующей весной премьер-министр беседовал с приближенными к нему ликудовскими политиками о том, какая угроза нависла над “мечтой о Великом Израиле”, и заметил с горечью: “Все дело заключается в численности поселенцев. Если бы я смог поселить на территориях не всего лишь четверть миллиона человек, а целый миллион, то ситуация выглядела бы совсем иной”. Несомненно, премьер-министр начал осознавать, что ему придется смириться с очевидной неизбежностью складывавшейся демографической ситуации. То же самое можно сказать и об Эгуде Ольмерте, заместителе премьер-министра, первом человеке в правительстве Шарона, который признал, что, возможно, Израилю не удастся удержать еврейские поселения, разбросанные по территории Западного берега, не говоря уж о секторе Газа (Гл. XXXVIII. Тактическое отступление: первые шаги).
Центральное статистическое бюро Израиля в своей публикации от 11 ноября 2005 г. подтвердило дурные предчувствия Шарона и Ольмерта. Процент евреев, живущих на контролируемых территориях, стремительно сокращался. В Израиле, Восточном Иерусалиме и на палестинских территориях проживало 5,639 млн евреев. Арабское население Израиля и Восточного Иерусалима составляло 1,39 млн человек. Хотя арабы, жившие в Иерусалиме, не имели израильского гражданства, они не считались и палестинцами, а имели аномальный статус “жителей Иерусалима”. К этим цифрам следует добавить порядка 2,9 млн арабов, проживавших на Западном берегу. Недавняя эвакуация из сектора Газы исключила из сферы израильского правления порядка 1,2 млн арабских жителей этого региона. Однако, поскольку этот прибрежный анклав еще не был официально включен в границы независимого палестинского государства, он по-прежнему относился, согласно данным Центрального бюро статистики Израиля, к контролируемым территориям, и совокупная численность арабского населения Израиля и этих территорий превышала численность евреев. Между тем все те, кто был обеспокоен проблемой сохранения еврейского большинства, считали тикающей демографической бомбой даже 1,39 млн арабов, населявших собственно Израиль и Восточный Иерусалим.
Своей первоочередной задачей Шарон считал необходимость оградить израильских граждан от действий террористов, особенно самоубийц, проникающих на территорию страны. Создаваемая по его инициативе система бетонных заграждений, заборов из колючей проволоки под напряжением и армейских контрольно-пропускных пунктов, оборудованная телекамерами наблюдения, продолжала свой путь через внутренние районы Иудеи и далее, в направлении бывшего “Малого треугольника” Западного берега и горных массивов Самарии. Это “временное” заграждение в целом выполняло свою задачу — защищать от нападения граждан как Израиля в границах 1967 г., так и за Зеленой чертой. Это ограждение (при некоторых его отклонениях к востоку) в целом проходило достаточно близко к основным еврейским поселениям, расположенным восточнее Зеленой черты. Но разве единственной задачей этого заграждения было обеспечение безопасности? Что же все-таки определяло линию границы, которую хотело окончательно провести правительство Израиля: Зеленая черта или “отклонения” забора безопасности? Активисты израильской организации по защите прав человека Бе-Целем (Гл. XXXIX. Пасынки Израиля) были убеждены в том, что речь все-таки идет об “отклонениях”. В ежегодном отчете Бе-Целем, опубликованном в сентябре 2005 г., отмечалось, что стратегия израильского правительства предусматривала строительство “дополнительных” окружных заграждений, а также находящихся под израильским контролем шоссейных и подъездных дорог по всей территории Западного берега. При реализации этих стратегических планов в полной мере Израиль мог взять под свой контроль (как минимум, организационно-технический, а то и физический) до 47 % всей территории Западного берега, тем самым оставив в распоряжение палестинцев лишь 53 %.
Впрочем, если критики Шарона и относились по-прежнему со скептицизмом к мысли о том, что политическое руководство Ликуда вроде бы наконец-то осознало значимость существующей демографической реальности, то они недооценивали “тихую дипломатию” Вашингтона по отношению к забору безопасности. Завязнув в иракской трясине, администрация Буша твердо решила не допустить новой вспышки интифады в Палестине. Во время частых визитов Шарона в Белый дом, в ходе длительных консультаций с президентом США и его советниками, стало предельно ясным, что поддержка, которую американская сторона оказывает идее модифицированного забора безопасности, является отнюдь не безусловной. Американцы и в самом деле не возражали против расширения забора — но лишь с тем условием, чтобы он охватывал три основные группы поселений непосредственно к востоку от Зеленой черты 1967 г. Как накануне, так и после выборов Буша на второй срок и он сам, и его окружение высказывали явное несогласие с израильскими попытками отступить от этого сценария. Они воспринимали “временную” конфигурацию забора безопасности как намерение изменить окончательные границы, установленные в ходе переговоров. Таким образом, новая “гибкость” Шарона, то есть позиция, занятая им в 2004–2005 гг., была результатом американского нажима на Израиль. Максималистские территориальные планы Ликуда подлежали решительному пересмотру.
С учетом этих пересмотренных планов, новый забор безопасности (и, соответственно, границы в рамках “окончательного статуса”) должны были охватывать от 10 % до 12,5 % территории Западного берега за пределами Зеленой черты и при этом включать лишь 1 % арабского населения Западного берега — то есть всего 12–13 тыс. человек. Однако и при этом арабское меньшинство, остающееся на израильской территории, должно было в конечном итоге получить возможность обмена территориями с Израилем — таким образом, чтобы обеспечить арабам возможность компактного проживания со своими соотечественниками. К тому же за пределами забора безопасности оставалось порядка 14 % еврейских поселенцев, что должно было заставить их перебраться в одну из трех основных — и защищенных — групп поселений. Собственно говоря, Эгуд Ольмерт уже высказался в том смысле, что поселенцам “с вершин холмов” следует не ждать окончания переговоров об “окончательном статусе”, а начинать подготовку к добровольной эвакуации.
В конце концов, однако, понимание необходимости следовать рекомендациям и, возможно, даже подсознательное желание эвакуироваться как можно скорее — все это определялось не столько логикой или логистическими выкладками, сколько аспектами психологического характера. Из общего числа в 415 тыс. евреев, поселившихся на территории Западного берега и в Восточном Иерусалиме, порядка 270 тыс. выбрали себе место жительства за пределами границ 1967 г. в основном по причинам экономическим или определяемым как “улучшение качества жизни”, причем зачастую в ответ на щедрые финансовые стимулы, которые были предложены в начале 1990-х гг. правительством страны и, в частности, тогдашним министром жилищного строительства Ариэлем Шароном (Гл. XXXIII. Цена возобновления территориальных приобретений). Еще 80 тыс. человек, согласно оценкам, поселились в еврейских кварталах Восточного Иерусалима также исходя из аналогичных прагматических соображений, хотя в их случае можно говорить еще и о благочестивых чувствах (близость к “святому городу”). Однако по меньшей мере 65 тыс. евреев, поселившихся в Восточном Иерусалиме, так же как и в небезопасных районах Иудеи и Самарии, были религиозными сионистами, сторонниками территориальных приобретений. Всякая надежда на то, что они добровольно и мирно покинут свои поселения, была нереальной. Таким образом, приступая к реализации своего плана постепенного сокращения численности поселений, Ариэль Шарон мог не сомневаться в том, что его ожидают трудности, возможно, самые значительные из числа тех, что стояли перед ним на протяжении всей его политической карьеры.
Глава XXXIX.
Израиль вступает в двадцать первое столетие
Успех алии из бывшего Советского Союза
За период 1989–2002 гг. в Израиль из бывшего Советского Союза приехало более 900 тыс. репатриантов. Если учесть, что за три с половиной десятилетия, предшествовавшие этому периоду, в Израиль уже прибыло 170 тыс. советских граждан, то эти новые израильтяне составили самую многочисленную группу еврейского населения в стране, превзойдя по численности марокканских и польских евреев, приехавших в первые годы после создания государства. При этом около 35 % евреев из бывшего Советского Союза привезли с собой нееврейских супругов и детей. Нетрудно понять, почему израильские официальные лица, занимающиеся абсорбцией, не очень склонны обсуждать эти цифры. Детальное рассмотрение ситуации может выявить следующее обстоятельство: несколько сотен посланников Еврейского агентства, отвечавших за подготовку новых репатриантов к отъезду в Израиль — как в России, так и в других восточноевропейских странах, — никогда не сомневались, что процент неевреев среди кандидатов на репатриацию достаточно высок. Но поскольку нееврейские члены семьи имели право на репатриацию — согласно Закону о возвращении 1950 г. и поправки к этому закону 1970 г. (Гл. XX. Кого считать евреем?), — то сотрудники Еврейского агентства вносили их в списки на репатриацию.
Такая неразбериха привела к непредсказуемым последствиям. Согласно поправкам 1970 г., еврейская принадлежность (в отличие от израильского гражданства) стала определяться на основе галахических принципов — то есть евреем признавался лишь человек, либо рожденный матерью-еврейкой, либо прошедший гиюр. В годы “первой” репатриации из бывшего Советского Союза, главным образом в 1970-х и 1980-х гг., деятельность раввината, направленная на соблюдение строго ортодоксальных норм перехода в иудаизм, причинила “русским” евреям не меньше невзгод и огорчений, чем другим израильтянам смешанного происхождения — во всех тех случаях, когда речь шла о браке, разводе и похоронах. Можно, однако, сказать, что репатрианты из бывшего Советского Союза ощущали еще более значительный психологический дискомфорт. Выходцы из бывшего СССР были в большинстве своем людьми абсолютно светскими и в немалой степени ассимилированными; вот почему и они, и их нееврейские брачные партнеры испытывали робость и неприязнь при мысли об ортодоксальном гиюре, связанном не только с необходимостью углубленного изучения иудаизма, но и с обрезанием для мужчин и погружением в микву для женщин.
Однако в конце 1980-х — начале 1990-х гг. требования раввината к процедуре перехода в иудаизм отчасти смягчились, и причины здесь были чисто политического характера. Когда начался развал советской империи и резко увеличилось число еврейских репатриантов из Советского Союза, у власти в Израиле находилась коалиция Ликуда и ортодоксальных партий, возглавлявшаяся Ицхаком Шамиром. И религиозные политики решительно возражали против абсорбции прибывающих неевреев, указывая на ту угрозу, которую они несут еврейской религиозной однородности страны. Но в 1989 г. в Израиле был уже самый разгар идеологической борьбы, разрывавшей общество на две полярно противоположные группы: либо включить контролируемые территории навсегда в состав Израиля путем поощрения поселенческой деятельности на Западном берегу, либо поделить Эрец-Исраэль между израильтянами и палестинцами. Эта альтернатива внесла раскол в израильское общество, когда первая интифада достигла своего пика в 1989 г.
И в контексте этого политического тупика поток репатриантов из СССР оказался небесным даром для коалиции сторонников территориальных приобретений. Выступая на съезде Ликуда в январе 1990 г., премьер-министр Шамир заявил, что неприятие каких бы то ни было территориальных компромиссов связано с тем, что “большой алие нужен большой Израиль”. Ортодоксы, которые еще в 1989 г. не намеревались отступать от строгих галахических определений “истинного” еврейства, также стали склоняться к тому, что следует относиться благожелательно ко всем вновь прибывшим в страну, в том числе и к репатриантам с сомнительной идентичностью, поскольку они являются “евреями, возвратившимися на родину”. Позже, при правительстве Рабина и Переса, в начале и середине 1990-х гг., ортодоксальные религиозные партии вернулись к своей изначальной непримиримости по таким вопросам, как переход в иудаизм и следование галахическим требованиям. Но к тому времени “русских” евреев уже было не так легко запугать. Несмотря на все трудности и проблемы, связанные с браком и похоронами, число проходивших гиюр на протяжении этого десятилетия не превышало нескольких сот человек в год. Новые репатрианты ощущали широкую общественную поддержку. Сотни тысяч коренных израильтян считали, что именно благодаря новым репатриантам в стране установилось более терпимое отношение к светской жизни, крупные торговые центры стали работать по субботам, увиличилось число магазинов, продававших некошерные продукты, а строгие галахические требования, предъявляемые к брачным церемониям и похоронам, сделались более умеренными.
Светская ментальность выходцев из Советского Союза в немалой степени объяснялась их высоким образовательным уровнем. По состоянию на начало XXI в., 50 % репатриантов из бывшего СССР были людьми интеллигентного труда или свободных профессий (по сравнению с 28 % коренного населения страны). В 1990–1995 гг. в Израиль прибыли многие десятки тысяч инженеров, преподавателей, музыкантов, журналистов, научных работников, врачей и стоматологов. Более 60 % репатриантов из бывшего СССР имели по меньшей мере первую академическую степень (по сравнению с 24 % коренного населения страны). В отличие от большинства репатриантов, которых Израиль принимал на ранних этапах существования страны, советские евреи с меньшими проблемами переходили из одного промышленно развитого общества в другое, и потому в их случае правительство Израиля с самого начала приняло решение отказаться от прежних методов абсорбции. За некоторыми исключениями, их не направляли в обязательном порядке в города развития. Напротив, им предоставлялась “корзина абсорбции”, денежная поддержка на первом этапе жизни в стране, и они селились в крупных городах, где существовало больше вероятности найти работу, соответствующую их квалификации, и имелась возможность удовлетворения их культурных запросов.
Нельзя, разумеется, утверждать, что в первые годы пребывания в Израиле репатриантам из бывшего СССР было уготовано безбедное существование (Гл. XXXIII. Возрождение иммиграции из Восточной Европы). И все-таки, наряду с нестандартными методами абсорбции, предложенными правительственными учреждениями и Еврейским агентством, усилия в этом направлении прилагали и другие структуры. Так, уже на протяжении своего последнего срока пребывания на посту мэра Иерусалима, Тедди Колек (силами Управления развития иерусалимского муниципалитета) приступил к созданию ряда промышленных парков в городе и окрестностях. К середине 1990-х гг. эти заведения уже функционировали и предоставляли в аренду рабочие помещения, конференц-залы, учебные аудитории, а также обеспечивали услуги вычислительной техники и систем связи. Полтора десятилетия тому назад эта система промышленных парков была успешно опробована в Институте Вейцмана (Реховот), а также на севере страны предпринимателем-энтузиастом Зеэвом Вертхаймером[132] (Гл. XXXV. Вклад Переса в наследие Рабина—Переса). Однако своеобразие начинания Колека заключалось в том, что его проект был непосредственно ориентирован на трудоустройство репатриантов из бывшего Советского Союза. И, подобно проекту Германа Брановера, цель которого определялась как финансирование разработок на самой ранней стадии их осуществления (Гл. XXXIII. Возрождение иммиграции из Восточной Европы), он оказался достаточно успешным. На протяжении 1990-х гг. порядка 15 тыс. ученых и инженеров, выходцев из СССР, были трудоустроены в рамках системы промышленных парков, равно как и в небольших частных высокотехнологичных компаниях.
На процесс абсорбции репатриантов из бывшего Советского Союза оказывали положительное воздействие не только усиление оборонного потенциала страны, рост численности населения и увеличение темпов экономического развития, но и еще ряд факторов, в числе которых нельзя не отметить активные действия репатриантов по обеспечению поддержки своих сотоварищей. На протяжении 1990-х гг. выходцами из СССР были созданы десятки добровольных организаций, многие из которых занимались оказанием помощи людям пожилого возраста или имеющих проблемы со здоровьем. Немало было и организаций, занимавшихся наведением “культурных мостов” между иммигрантской общиной и коренным населением. Создавались также организации, чьей основной функцией было лоббирование политических и экономических интересов новых репатриантов; в числе последних, пожалуй, самым эффективным был Сионистский форум выходцев из Советского Союза. Созданный группой бывших отказников и узников Сиона, этот Форум к концу XX в. включал в себя 42 организации, а число его членов составляло 60 тыс. человек. Это была организация, способная объединить десятки тысяч репатриантов из бывшего Советского Союза ради достижения целей, отвечающих их взглядам и нуждам.