Безупречность стиля

Моральный императив видных израильских писателей в основе своей соответствовал нравственным принципам ведущих юристов и ученых страны. Вместе с тем израильские книгоиздатели по своим побудительным мотивам не многим отличались от своих западных коллег и всецело способствовали созданию в стране рынка бестселлеров — когда большинство читателей сосредоточивает свое внимание на минимальном числе названий, навязываемых им средствами массовой информации. В 1970-х и 1980-х гг. эти “западные” тенденции определяли круг произведений израильской литературы, читаемых и в самом Израиле, и, — в переводах, преимущественно на английский, французский и немецкий, — в США и европейских странах. Надо сказать, что если рядовые израильские писатели издавались за рубежом незначительными тиражами, то книги таких видных авторов, как Шмуэль-Йосеф Агнон, Амос Оз, А. Б. Йегошуа, Агарон Аппельфельд, Агарон Мегед и Давид Гроссман, пользовались все возрастающим спросом у серьезного зарубежного читателя.

Еще задолго до наступления XXI в. в израильской литературе появилась целая группа ярких женских имен: в их числе Михаль Говрин, Дорит Пелег, Йегудит Кацир, Рут Альмог и Ронит Маталон. Успеху их произведений во многом способствовало новаторское творчество Амалии Кагана-Кармон[136], опубликовавшей свой первый сборник рассказов Тахат гаг эхад (“Под одной крышей) еще в 1966 г. Кагана-Кармон принадлежала к группе “Новая волна”, члены которой пользовались модернистской техникой письма, рассматривая в своих произведениях различные аспекты израильской жизни и, в частности, социальные проблемы израильских женщин. Феминистский взгляд на действительность был свойственен и авторам более позднего поколения, писавшим в середине второй половины XX в.: Шуламит Гарэвен[137] и Йегудит Гендель.

Вне зависимости от конкретной тематики своих произведений — будь то сионизм, постсионизм или феминизм — израильские авторы пользовались творческими методами и приемами, сходными с теми, что были свойственны их зарубежным коллегам. Так, Аппельфельд и Йегошуа находились под сильным влиянием Франца Кафки, на Рут Альмог большое воздействие оказала Вирджиния Вулф, на творчество Яакова Шабтая[138] и Дана Бнай-Серы повлияли латиноамериканские авторы Габриэль Гарсия Маркес и Жоржи Амаду, а в рассказах Биньямина Тамуза[139] и Ицхака Бен-Нера[140] прослеживается “символический” реализм, близкий к методу Макса Фриша и Альбера Камю. В целом ивритская литература к XXI в. впитала многие черты американской, европейской и (уже в конце XX в. — латиноамериканской) литературы. При всем том уникальные политические и географические особенности Израиля придали ивритской литературе ее неповторимое своеобразие. В стране, где жизнь “кипит, как в скороварке” (по словам Гершона Шакеда[141], “патриарха” израильских литературных критиков), все элемен ты мировой литературы оказались “доведенными до крайности, обостренными, сжатыми — и тем самым сделались намного более явно выраженными”. (За несколько десятилетий до этого израильский поэт Натан Альтерман охарактеризовал израильскую литературу как “весь мир в капле росы”.)

Демонстрируя разнообразие тематики и утонченность форм, израильские писатели при этом год за годом руководствовались нравственным императивом, соответствующим тем этическим принципам их соотечественников-интеллектуалов, которые находили свое воплощение в зале Верховного суда или в университетских аудиториях. Шовинизм израильских политиков язвительно изобличали драматурги Ханох Левин[142] и Гилель Миттельпункт[143], которые в своих острых сатирических произведениях показывали Голду Меир как политическую интриганку, придающую непомерное значение мелочам, Менахема Бегина — как напыщенного приверженца территориальных приобретений, Шимона Переса — как политического оппортуниста, а израильских лидеров в целом — как бесчестных людей, лишенных моральных принципов. Все события современной жизни — от Войны Судного дня до интифад и зачастую беспорядочных израильских контрударов — ведущие писатели Израиля отразили в своих иеремиадах, горестных повествованиях и сетованиях.

В более ранние годы, на закате “Поколения Палмаха” и в начале существования “Новой волны”, такие писатели, как А. Б. Йегошуа и Амос Оз, уже говорили о том, насколько опасно не уделять необходимого внимания положению арабского меньшинства в стране (Гл. XX. Духовный кризис). После Шестидневной войны речь шла уже о том, что должное внимание не уделяется положению дел на контролируемых территориях. Столпы израильской литературы — А. Б. Йегошуа, Амос Оз, Давид Гроссман — отложили в сторону рукописи своих книг и переключились на газетную публицистику, телевизионные интервью, публичные лекции, стали писать документальную прозу и воспоминания. Мордехай Бар-Он, известный педагог, вел хронику деятельности литераторов в рамках движения “Мир сейчас”— с момента его зарождения после событий в Сабре и Шатиле (Гл. XXX. Сабра и Шатила) и до того времени, когда стали возникать родственные организации протеста, такие, как “Конец оккупации”, “Матери за мир”, и др.

Имеются основания полагать, что наиболее эффективной из всех групп такого рода была Бе-Целем[144]. Группа Бе-Целем была создана в 1989 г. Деди Цукером[145], одним из основателей движения “Мир сейчас”, и в ее состав входили известные литераторы, преподаватели высших учебных заведений, юристы, старшие офицеры и члены кнесета, которые первоначально занимались мониторингом и документацией случаев нарушения прав человека во время подавления первой интифады. В последующие годы, получая гранты как в Израиле, так и от еврейских организаций США, группа значительно расширила сферу своих действий и стала публиковать ежемесячные и ежегодные отчеты, а также периодически выходящие брошюры, содержащие информацию по таким вопросам, как разрушение палестинских домов, раненые дети, депортации палестинцев, цензура средств массовой информации, негативные последствия для палестинцев, ежедневно ездящих на работу в Израиль, в связи со строительством “забора безопасности”, а также деятельность израильских компаний по торговле недвижимостью, нелегально скупающих палестинские земельные участки с целью их последующей перепродажи еврейским поселенцам. Действия группы Бе-Целем, равно как и выступления уважаемых израильских писателей, не позволяют забыть, что в еврейском государстве по-прежнему звучат голоса людей, ощущающих моральную ответственность за происходящее.

Пасынки Израиля

Впрочем, как и в других странах, это по-прежнему были голоса элитарной прослойки общества. Что же касается большинства израильского населения, то оно относилось к палестинцам с опасением — подобно тому, как относилось с недоверием к арабам, являющимся гражданами Израиля. В 2006 г. арабы составляли 22 % населения Израиля (насчитывавшего в общей сложности 7,1 млн человек), причем их доля, равно как и абсолютное количество, постоянно увеличивались. Ни для кого не составляло секрета, что основными чувствами, которые испытывало арабское население Израиля, были негодование и обида. Разрыв между уровнем доходов еврейского и арабского населения страны становился все более значительным. Хотя это неравенство и следовало отнести в первую очередь за счет более низкого уровня квалификации арабской рабочей силы, существовало также немало свидетельств откровенной дискриминации. Даже в лучшие времена экономического процветания страны, в середине 1960-х гг., израильским арабам явно недоплачивали в частном секторе, и на их долю приходилось меньше бюджетных ассигнований из государственной казны. Более того, хотя арабские голоса были весьма значимыми для результатов всеобщих выборов (так, например, отказ арабов от участия в выборах 1996 г. привел к поражению Переса и Израильской партии труда), а в составе кнесета практически каждого созыва было не менее пяти-шести депутатов-арабов, они до 2007 г. не занимали министерских постов в правительстве Израиля. Несмотря на то что арабский электорат сыграл решающую роль в победе Барака на выборах 1999 г., при формировании правительственной коалиции Барак фактически проигнорировал арабские партии. “Индекс израильской демократии” (2005 г.), сопоставительный анализ политических и культурных показателей страны, явственно продемонстрировал, что подавляющее большинство еврейского населения Израиля исходит из предпосылки, что Израиль является “государством еврейского народа”, а не общим государством евреев и арабов. На протяжении практически всего периода существования Израиля, и особенно в последние годы, когда в стране с размахом отмечался “День земли”, символизирующий протестные настроения арабского населения (Гл. XXVI. “Внутренний враг”), значительная часть еврейского населения страны продолжала и продолжает считать своих арабских соседей потенциальной пятой колонной и не склонна поддерживать с ними сколько-нибудь тесные контакты.

“Этническая пропасть” по-прежнему существует не только между евреями и арабами, но и между израильскими “старожилами” (как европейского, так и сефардского/восточного происхождения) и сравнительно недавно приехавшими эфиопскими репатриантами, фалаша. Эти приблизительно 70 тыс. евреев из Африки, прибывших в Израиль двумя волнами, в 1980-х и 1990-х гг. (Гл. XXXII. Конец политики авантюризма; Гл. XXXIV. Операция “Буря в пустыне”: дивиденды и долги), были расселены в Израиле в конце XX в. Ни одна из ранее прибывших в страну групп репатриантов не сталкивалась с такими трудностями при адаптации к жизни в современном обществе — и это несмотря на энергичные усилия, предпринимавшиеся в этом направлении израильскими властями. Первоначально фалаша селили в центрах абсорбции — однако, в отличие от пресловутых маабарот первых лет существования государства, центры абсорбции не были рассчитаны на то, чтобы репатрианты жили там в течение неопределенного срока. Обычно через год (во всяком случае, не более чем через 15 месяцев) репатриантов из Эфиопии переселяли в трейлеры, а потом, в течение следующего года, в субсидированные квартиры (как правило, в городах развития на юге страны). Им обеспечивалась медицинская помощь (включая стоматологическую), а также возможность изучать иврит; давались консультации по трудоустройству и предоставлялись рабочие места — практически всегда связанные с неквалифицированным трудом.

Однако, несмотря на все усилия, программы по абсорбции репатриантов из Эфиопии оказывались неудачными. Проблема заключалась в том, что фалаша переселились в Израиль из общества, находившегося на низкой ступени развития; это были люди, которые в своей прежней деревенской жизни не пользовались туалетами и ванными комнатами и не знали, что такое холодильник. До 20 % фалаша, в основном представители молодого поколения, смогли адаптироваться к новым условиям жизни на протяжении первого года пребывания в Израиле, однако остальные так и не смогли найти себе работу. Даже в первые годы XXI в. в более чем половине семей фалаша не было ни одного человека, работавшего по найму, — все они существовали на пособия, выплачиваемые государством или Еврейским агентством.

Как и в случае с курдскими репатриантами, проблема перемены места жительства усугублялась существовавшими в эфиопском обществе патриархальными традициями. Оказавшись в Израиле, фалаша попадали под действие системы социального обеспечения, в рамках которой и муж, и жена получали право на равные пособия по безработице. Это привело к падению авторитета мужа в семье и, как следствие, к семейным проблемам; в частности, мужья начали злоупотреблять спиртными напитками и бить жен, а в крайних случаях и оставляли семью. Коэффициент расторжения браков в эфиопской общине превысил в пять-шесть раз среднюю величину для всего населения Израиля. Около 30 % школьников из семей фалаша прекратили учебу. И хотя официальные статистические данные относительно числа самоубийств в Армии обороны Израиля не публиковались, но было известно, что для эфиопских призывников этот процент намного выше, чем в среднем по стране.

И наконец, общему состоянию дел в общине репатриантов из Эфиопии отнюдь не способствовала позиция, занятая Верховным раввинатом Израиля, члены которого давно уже высказывали сомнения относительно того, можно ли считать фалаша евреями. Так, они потребовали, чтобы по прибытии фалаша в Израиль женщины проходили специальную процедуру обращения в иудаизм, предусматривавшую погружение в микву, а мужчины подвергались повторному символическому обрезанию, для чего делался легкий надрез, достаточный для появления нескольких капель крови. Хотя поначалу большинство эфиопских евреев безропотно подчинились этим требованиям, со временем их противодействие начало усиливаться. Еще в дни первой волны их прибытия (в 1985 г.) группа фалаша разбила палатку протеста у входа в здание Верховного раввината в Иерусалиме, и в течение двух месяцев они демонстрировали свое негодование по поводу этих унизительных процедур. Под воздействием общественности раввинат отменил требование относительно повторного обрезания; тем не менее израильские раввины по-прежнему отказывались проводить церемонию бракосочетания, пока и жених, и невеста не посетят микву. В 1989 г., в связи с непрекращающимися протестами, Верховный суд Израиля принял решение поручить проведение брачных церемоний для фалаша главному сефардскому раввину Нетании, известному широтой своих взглядов, который не требовал от вступавших в брак обязательного посещения миквы.

К концу XX в., когда ситуация в общине в целом стабилизировалась (в частности, уменьшилось число самоубийств фалаша, проходивших воинскую службу), было выявлено новое обстоятельство, оказавшее крайне негативное воздействие на интеграцию эфиопских евреев. Оказалось, что многие фалаша инфицированы вирусом иммунодефицита (ВИЧ). И вот на фоне этой информации в прессе появились сообщения, что руководители системы израильского здравоохранения отдали негласное распоряжение уничтожить все запасы донорской крови, сданной эфиопскими евреями. Возмущенные фалаша и защитники их прав выступили с обвинениями властей в расизме, и тысячи протестующих устроили в январе 1996 г. демонстрацию возле канцелярии премьер-министра Переса. Специально созданная государственная комиссия рассмотрела этот вопрос и приняла решение, отменявшее запрет фалаша на сдачу донорской крови, если для этого не существует медицинских противопоказаний. Эта неприглядная история, однако, имела неожиданное и благоприятное продолжение. Девять лет спустя, когда в Эфиопии свирепствовал СПИД, американский еврей Ричард Шифтер, известный вашингтонский юрист, представлявший в свое время США в Комиссии ООН по правам человека, выступил с предложением: учитывая опыт, накопленный израильскими врачами в деле лечения ВИЧ-инфицированных фалаша, устроить в израильских больницах постоянно действующий семинар для врачей и медсестер из Эфиопии (при финансовой и организационной поддержке Государственного департамента США). Этот проект способствовал росту авторитета Израиля — и, разумеется, США — в Эфиопии.

По мере того как фалаша уже во втором и третьем поколениях осваивались с израильской действительностью, стали очевидными признаки их адаптации к новой жизни. В первые годы XXI в. не менее ста эфиопских евреев учились в израильских университетах, а несколько десятков уже получили дипломы юристов и врачей. Один из них был назначен на пост консула Израиля в Чикаго. К 2006 г. фалаша организовали свою партию, Атид эхад (“Одно будущее”), а один из активистов общины был включен в избирательный список Партии труда. Тем не менее и по сей день 70 % фалаша по-прежнему живут ниже черты бедности, а 55 % вообще не имеют работы. Если вспомнить все тяготы и трудности, которые им пришлось пережить в Эфиопии, а также все проблемы — расовые предрассудки, трудности экономического и культурного характера, — с которыми они столкнулись по прибытии на еврейскую родину, то вряд ли можно отнести репатриацию этой общины к числу удачных.

Нельзя назвать удачным и израильский опыт приема десятков тысяч иностранных рабочих, не являющихся евреями. Решение пригласить рабочих из-за рубежа было принято после того, как интифада и теракты вынудили израильские власти закрыть свой рынок труда для арабских рабочих, которые до этих событий ежедневно приезжали в Израиль с территорий. Израильское правительство сочло целесообразным заполнить образовавшийся вакуум в таких сферах, как сельское хозяйство, строительство и уход за больными, допустив туда, на краткосрочной основе, неквалифицированных или малоквалифицированных работников из зарубежных стран. В начале 1990-х гг. это были либо страны третьего мира (такие, как Филиппины, Таиланд, Гана и Нигерия), либо страны бывшего коммунистического блока, испытывавшие экономические трудности (такие, как Румыния, Польша, Украина, Беларусь и Молдова). Десятилетие спустя число иностранных рабочих в Израиле достигло примерно 240 тыс. человек. Строго говоря, легальным образом в стране из этого числа находилось не более 100 тыс. человек — остальные либо приехали в качестве туристов и остались в Израиле, либо (в основном) приехали как иностранные рабочие и затем остались с просроченными визами. Все иностранные рабочие, в общей сложности, составляли (к 2005 г.) 12 % рабочей силы страны.

Иностранцы, имевшие официальное разрешение на работу, обычно прибывали на основе официального договора с работодателями, который обеспечивал им гарантированную заработную плату и давал возможность посылать денежные переводы домой, своим семьям. Что касается “нелегалов”, то их, как правило, беспощадно эксплуатировали местные подрядчики, которые обеспечивали им лишь минимальный заработок, без каких бы то ни было дополнительных пособий и медицинской страховки. В большинстве своем эти “нелегалы” находили себе жилье в Тель-Авиве, в трущобных кварталах вокруг старой автобусной станции, где царили нищета и преступность. В 2001 г., под давлением израильских СМИ и организаций, занимающихся социальными вопросами, к которым в конце концов присоединилась и Комиссия ООН по правам человека, кнесет принял “Закон о защите труда”, предусматривавший наложение значительных штрафов на тех работодателей, которые отказывают своим работникам (как имеющим официальное разрешение на работу, так и “нелегалам”) в выплате прожиточного минимума и социального страхования согласно “общепринятым нормам”. Наряду с введением этого Закона, правительство Шарона приступило к принятию более строгих мер по прекращению незаконной иммиграции, путем как более тщательного рассмотрения документов в пунктах въезда в страну, так и проведения периодических проверок проживающих в стране иностранных рабочих, с участием сотрудников Министерства внутренних дел. По состоянию на март 2006 г., согласно оценкам правительственных структур, число иностранных рабочих (как имеющих официальное разрешение на работу, так и “нелегалов”) составило от 180 до 190 тыс. человек. Такое уменьшение числа иностранных рабочих, пусть даже и не в очень значительной степени, во всяком случае, означало признание израильтянами того обстоятельства, что условия занятости работников этой категории самым очевидным образом не отвечали требованиям элементарной справедливости и порядочности и, несомненно, нарушали этические принципы еврейского народа.

Нарушение социального равновесия

К началу XXI в. страна оказалась расколотой на два противостоящих лагеря, причем не только в связи с такими вопросами, как интифада, этническая неоднородность и расхождения относительно политического будущего Палестины, но и вследствие разрыва в экономическом положении разных слоев общества. Сопоставительный анализ, проведенный составителями “Индекса израильской демократии” (2005 г.), продемонстрировал очень неприятную тенденцию. Выяснилось, что в Израиле “ножницы” между богатыми и бедными группами населения — самые большие среди всех стран Запада (за исключением США). В декабре 2006 г. порядка 1,34 млн израильтян жило за чертой бедности, причем за какие-то пять лет, с декабря 1999 г., доля этой категории населения увеличилась с 18 % до 21 % от общей численности населения страны. За этот же пятилетний период, согласно данным Министерства социального обеспечения Израиля, число бездомных в стране увеличилось с 908 человек до 2874 человек, то есть на 217 %. За это время как минимум 236 человек из числа бездомных умерло от голода и неблагоприятных погодных условий. При этом постоянно сокращались ресурсы, выделяемые для помощи этим отверженным людям. Доклад государственного контролера Израиля, рассматривавший положение дел в семи крупных и средних городах страны, показал, что ситуация, в которой находятся бездомные люди, занимает последнее место в списке приоритетов городских властей. Министерство финансов выделяет все более значительную долю национального бюджета на нужды обороны и расширение поселенческой деятельности на Западном берегу, а также на развитие инфраструктуры; при этом постоянно сокращаются средства, остающиеся на нужды социального обеспечения — как на национальном уровне, так и на уровне местных органов управления; и при этом по всей стране растет число бесплатных столовых, содержащихся на деньги частных филантропов. Однако мало кто обращает внимание на эту неприглядную ситуацию.