Мирный процесс: позиция Нетаниягу

Для того чтобы понять суть позиции Нетаниягу, достаточно было посмотреть, с каким уважением он отнесся к своему давнему сопернику в Ликуде, Давиду Леви (Гл. XXXIII. Палестинская интифада, израильские ограничения), который получил в его правительстве пост министра иностранных дел. Также с целью укрепления своего правого фланга Нетаниягу ввел в свой кабинет Ариэля Шарона, дав этому отставному генералу портфель министра “национальной инфраструктуры”. Это было заново созданное министерство, в ведении которого находились шоссейные и железные дороги, порты, планирование водных ресурсов и распределение земельных участков — как в самом Израиле, так и на территориях Западного берега и сектора Газа. Твердо рассчитывая, ко всему прочему, и на идеологическую поддержку нового министра обороны, уроженца Ирака Ицхака Мордехая[108], Нетаниягу, представляя свое правительство в кнесете 18 июня 1996 г., недвусмысленно давал понять, что намерен решительно пересмотреть весь ход мирного процесса.

И в самом деле, новый премьер-министр не только отказался дать обязательства относительно создания палестинского “образования”, но напрямую заявил о неприемлемости самой идеи отвода израильских войск с территории Западного берега или сектора Газа. Возобновление переговоров о постоянном статусе, сказал он, должно быть обусловлено тем, намерена ли Палестинская автономия “строго соблюдать” свои обязательства относительно сохранения мира. Не были забыты и сирийцы. Упомянув о попытках своих предшественников установить контакты с правительством Асада, Нетаниягу заявил, что готов возобновить эти переговоры “лишь без предварительных условий”, — тем самым де-факто отказавшись от того, пусть и незначительного, прогресса, который был достигнут сторонами в ходе обсуждения вопроса о Голанских высотах.

Воинственная позиция, занятая Нетаниягу, произвела сильное впечатление на Ясира Арафата. Палестинский лидер немедленно обратился к президенту Египта Мубараку и королю Иордании Хусейну с просьбой провести в Каире трехстороннюю встречу. Встреча состоялась, но египетский и иорданский лидеры заявили, что пока не готовы ставить под удар процесс “Осло”. Такую же выжидательную позицию занял и Клинтон в ходе бесед с Нетаниягу, прибывшим в Вашингтон 9 июля с визитом вежливости (Гл. XXXV. Дипломатия Клинтона: новая попытка). Однако новый израильский премьер-министр, приняв дипломатическую сдержанность собеседника за безусловное одобрение своей позиции, приступил к реализации программы, ориентированной на ускоренное развитие экономики еврейских поселений Западного берега. Первым делом он восстановил все финансовые льготы для поселенцев, отмененные ранее правительством Переса. Как и следовало ожидать, вдохновителем всех подобного рода решений был Ариэль Шарон. Получив для своего Министерства инфраструктуры бюджет в полмиллиарда долларов, Шарон немедленно приступил к сооружению дорожной сети, которая должна была соединить еврейские поселения Западного берега — при этом зачастую нарушались связи между арабскими деревнями и фермами. К тому же Шарон не скрывал своих намерений резко увеличить численность еврейского населения на территориях за ближайшие четыре года. Да и сам Нетаниягу, не желая утрачивать общественного внимания, заявил на заседании центрального комитета Ликуда: “Никогда не бывать палестинскому государству между Средиземным морем и рекой Иордан”. Это заявление не осталось секретом для Арафата и палестинцев, и атмосфера в регионе стала более чем накаленной.

Благодаря Нетаниягу ситуация сделалась взрывоопасной в ночь с 23 на 24 сентября 1996 г. Проблема была связана с так называемым “туннелем Хасмонеев” — подземным ходом в Восточном Иерусалиме рядом с Харам аш-Шариф, площадкой в 38 акров в Мусульманском квартале Старого города, где расположены особо почитаемая мечеть Аль-Акса и не менее почитаемая мечеть “Купол над скалой” (известная также как мечеть Омара). Согласно еврейской традиции, место, где расположен “Купол над скалой”, равно как и значительная часть Харам аш-Шариф, были частью Храмовой горы, где стоял Второй храм древних библейских времен. Сам туннель, как свидетельствуют археологи, являлся подземным водоводом, сооруженным во II веке до н. э. при Хасмонеях для подачи воды в Храм; первые раскопки там были произведены в 1987 г. по инициативе Министерства по делам религий Израиля, и он был соединен с ранее открытым туннелем под Стеной Плача. В Министерстве по делам религий было решено, что благодаря этому туннелю можно открыть доступ израильтянам и иностранным туристам непосредственно от Стены Плача на Харам аш-Шариф. Этот проект не был доведен до завершения, поскольку для сооружения выхода из туннеля на Храмовой горе необходимо было демонтировать часть фундамента монастыря Сестер Сиона. Всякий раз, когда Министерство поднимало вопрос о демонтаже, иерусалимский Вакф выступал с резким протестом, называя эти планы попытками изменить Харам аш-Шариф — а по сути дела, придать этому месту еврейский характер. И тогда Министерство в очередной раз отступалось от своих планов.

В сентябре 1996 г., ожидая значительного притока еврейских паломников, прибывающих в Иерусалим для празднования Суккот, мэр Иерусалима Эгуд Ольмерт, также являвшийся видным деятелем Ликуда, принял, наконец, решение о демонтаже с целью обеспечения беспрепятственного доступа на Харам аш-Шариф. Премьер-министр Нетаниягу, находившийся тогда в Европе, был заранее осведомлен о решении мэра и не нашел никаких оснований для возражений. И вот в ночь с 23 на 24 сентября 1996 г. бригада муниципальных рабочих пробила проход, устранив остававшуюся преграду. На следующее утро, увидев новый проход на Харам аш-Шариф, члены Вакфа выступили с протестом. Нетаниягу, информированный о такой реакции, первоначально назвал происходящее “инженерными работами, имеющими чисто местное значение”, и событием, которое “не заслуживает особого упоминания”.

У Арафата же была другая точка зрения на происходящее. Выступая в своей резиденции в Газе, он назвал действия Израиля самой серьезной угрозой целостности Харам аш-Шариф и нарушением статус-кво Мусульманского квартала, после чего призвал палестинцев к массовым демонстрациям и всеобщей забастовке. На призыв Арафата арабы Восточного Иерусалима ответили насилием; они принялись забрасывать камнями еврейские магазины и прохожих, разбивать витрины магазинов, поджигать автомашины. Сначала израильские полицейские отвечали им дубинками и слезоточивым газом. Но по мере того как демонстранты стали продвигаться в северные кварталы Иерусалима, а палестинская полиция оказалась втянутой в стычки с израильской полицией, правительство ввело в город воинские части. Вскоре против демонстрантов были применены резиновые пули. К концу первого дня беспорядков 253 человека были ранены и семеро арабов убиты. Похороны убитых на следующий день послужили поводом для расширения масштаба беспорядков, которые — равно как и израильские ответные меры — распространились на окрестные палестинские общины.

Через неделю после того, как израильское Министерство обороны ввело в действие бронетранспортеры и даже вертолеты огневой поддержки, число пострадавших среди арабского населения дошло до нескольких сотен человек. Погибло 15 израильских солдат, и десятки были ранены; армия вынуждена была развернуть танковые заслоны в стратегических точках по всей территории Западного берега и сектора Газа. Хотя некоторое подобие порядка и было восстановлено к концу месяца, это “не заслуживающее особого упоминания событие” сентября 1996 г. стало самым яростным столкновением израильтян и палестинцев со времен интифады 1987 г., а его последствия в долгосрочной перспективе оказались более значительными, чем вызванные первой интифадой. Но уже и сейчас угроза мирному процессу “Осло” представлялась настолько серьезной, что потребовала личного вмешательства Клинтона. Президент США пригласил Нетаниягу и Арафата, а также египетского президента Мубарака и иорданского короля Хусейна, на чрезвычайную конференцию, которая должна была состояться 2 октября 1996 г. в Белом доме.

Дипломатия Клинтона: новая попытка

После победы на президентских выборах в ноябре 1992 г. Билл Клинтон, заняв Овальный кабинет Белого дома, предпочел бы уделять свое основное внимание вопросам внутренней политики — в первую очередь системе американского здравоохранения и социального обеспечения. Однако такой возможности ему не представилось. Что касается вопросов внешней политики, то много внимания приходилось уделять ситуации в России (после распада СССР): имелись опасения, что в бывшей великой империи, при существующей там экономической неустроенности, может прийти к власти диктаторский режим. В числе проблем приоритетного характера были и развал Югославии с последовавшими за этим братоубийственными войнами, и опасность появления ядерного оружия в Иране, Ираке, Северной Корее. Клинтон не мог не уделять внимания и арабо-израильскому конфликту — притом что у него не было никаких иллюзий относительно степени его глубины и запутанности. Вот почему, еще на протяжении своего первого президентского срока, Клинтон неоднократно посещал Израиль и его арабских соседей, установил личные отношения с ближневосточными лидерами, председательствовал на церемониях подписания договоров о мирных отношениях между странами региона, отдал дань памяти Ицхака Рабина.

Будучи избранным на пост премьер-министра, Биньямин Нетаниягу также предпринял попытку установить личные отношения с американским президентом. Казалось бы, это не должно было составить никакого труда. Среди друзей и сотрудников Клинтона было немало евреев, и он назначил евреев на ответственные посты, имевшие отношение к Ближнему Востоку: так, Мартин Индик стал послом США в Израиле, Даниэль Курцер — послом в Египте, Деннис Росс — основным посредником от Госдепартамента в переговорах между Израилем и палестинцами. Более того, Нетаниягу и Клинтон были людьми одного поколения и имели немало общего: оба получили образование в Америке, были фотогеничны и умели общаться со средствами массовой информации. После первого визита Нетаниягу в Белый дом, состоявшегося 9 июля 1996 г., премьер-министр возвращался в Израиль в полной уверенности, что заслужил уважение президента и нашел с ним общий язык. В действительности же ничего подобного не произошло. Как вспоминал потом Деннис Росс, своими настойчивыми монологами, посвященными опасностям арабского терроризма, Нетаниягу только раздражал и утомлял Клинтона. Тем не менее, сохраняя внешнюю благожелательность, президент заверил израильского премьера в своем добром расположении и подтвердил, что понимает проблемы безопасности Израиля.

Однако ситуацию, возникшую в результате инцидента с туннелем Хас-монеев, невозможно было ни игнорировать, ни преуменьшить. Участие Мубарака и Хусейна в чрезвычайной конференции 2 октября в Белом доме было краткосрочным и имело скорее формальный характер, но между Нетаниягу, Арафатом и Клинтоном, при участии их советников, состоялся очень серьезный разговор. Нетаниягу, со своей стороны, дал понять, что готов “закрыть” и туннель, и весь вопрос. Однако Клинтон указал, что он видит перспективу в возобновлении процесса “Осло” и что только это поможет сдвинуть все дело с мертвой точки. Для этой цели он намерен направить на Ближний Восток Денниса Росса, которому будут даны полномочия по ускорению этого неоправданно затянувшегося переговорного процесса.

Критически важным этапом этого процесса являлось решение судьбы Хеврона. Город, численность арабского населения которого составляла около 120 тыс. человек, имел особое значение для палестинцев, поскольку оставался единственным городом Западного берега (именно городом, а не сельскохозяйственным населенным пунктом), откуда еще не были выведены израильские войска. Еще с 1967 г. ревнители религиозных традиций настаивали на том, чтобы сохранить еврейское присутствие в этом анклаве, имеющем историческое значение для еврейского народа (Гл. XXII. Усиление арабского сопротивления; Гл. XXVI. Эпитафия Партии труда). В ходе переговоров с предыдущим правительством Переса Арафат и его советники приняли это условие, хотя и с большой неохотой. Однако даже после подписания соглашений “Осло-1” и “Осло-2” вопросы относительно численности еврейского населения в Хевроне и его статуса все еще не находили окончательного решения, и эта проблема чрезвычайно тревожила палестинцев. После вашингтонской конференции и у Арафата, и у Нетаниягу не могло оставаться никаких сомнений: проблема должна быть решена в самое ближайшее время, если они не хотят утратить доверие и расположение Клинтона.

Итак, Деннис Росс на протяжении последующих двух с половиной месяцев совершал челночные рейсы между Иерусалимом и Газой в попытках найти компромиссную формулу. Решающий момент наступил после вмешательства короля Хусейна, который 12 декабря прилетел в Газу, а на следующий день в Тель-Авив и добился согласия обеих сторон. И вот наконец 15 января 1997 г. Нетаниягу и Арафат подписали “Хевронский протокол”. От Нетаниягу Арафат получил меньше, чем он мог получить в свое время от Переса. Согласно формуле Переса, палестинцы сохранили бы юрисдикцию над 85 % города, тогда как на долю примерно пятисот хевронских евреев, компактно проживавших в районе, прилегавшем к центру города, пришлось бы 15 %. Теперь же, в рамках последнего соглашения, это соотношение выглядело как 80 % и 20 % соответственно. Небольшой еврейский анклав получал привилегированный статус экстерриториальности в секторе, где находилась почитаемая Пещера патриархов (Махпела), а также дорога, соединяющая анклав с ближайшим еврейским поселением Кирьят-Арба (Гл. XXII. Усиление арабского сопротивления), причем в этом секторе проживало около 15 тыс. палестинцев. И еще — что было особенно неприятным для арабов — в Хевроне должно было разместиться армейское подразделение численностью примерно в пятьсот человек для охраны еврейского меньшинства.

Интересно заметить, что даже эта, явно асимметричная, формула была принята израильским правительством всего лишь одиннадцатью голосами — против семи. Биньямин Бегин[109], министр науки (сын покойного Менахема Бегина), в знак протеста подал в отставку. Ариэль Шарон, хотя и остался в правительстве, также высказал свое резкое несогласие. Впрочем, депутаты кнесета, сочли целесообразным не противоречить правительству и одобрили Хевронский протокол 87 голосами при 17 против и 15 воздержавшихся. Израильские войска вышли из большинства районов Хеврона, и Арафат вернулся в город, куда ему был закрыт доступ на протяжении последних 30 лет. Между тем Израиль продолжал осуществлять как административное управление, так и контроль над безопасностью (иными словами, военную оккупацию) на 73 % всей территории Западного берега, плюс к тому остаточный контроль над безопасностью (без административного управления) на 27 % территории.

Умеренные круги как в Израиле, так и в США, а также практически все арабы, причем не только в Палестине, резко критиковали эти последние “достижения”, считая их абсолютно неприемлемыми, тогда как Деннис Росс и король Хусейн не сомневались, что им удалось вынудить обе стороны конфликта пойти на значительные уступки. Ведь Нетаниягу в принципе согласился на возобновление переговоров о дальнейшем отводе израильских войск из сельскохозяйственных районов Западного берега, а Арафат согласился на новый крайний срок завершения этих переговоров, то есть на середину 1998 г. — вместо уже просроченной даты, середины 1997 г., как указывалось в соглашении “Осло-1”, подписанном в сентябре 1995 г. Предполагалось, что к этому же времени, к середине 1998 г., должны быть решены и другие вопросы, включая освобождение Израилем палестинских заключенных, “безопасный проход” для палестинцев между сектором Газа и Западным берегом и открытие палестинского аэропорта.

Заручившись согласием на такие изменения графика мирного процесса, израильское правительство 7 марта 1997 г. объявило о следующей фазе намечаемого отвода войск. Однако содержание этого документа вызвало резкую реакцию Арафата. Речь шла об отходе на всего лишь 9,1 % — вместо намеченных как минимум 20 %, что должно было обеспечить начало переговоров об “окончательном статусе” к середине 1998 г. К этому следовало добавить еще одно неприятное для арабов известие: за три недели до этого правительство Нетаниягу одобрило решение иерусалимского муниципалитета о начале строительства еврейского квартала на шесть с половиной тысяч единиц жилья в районе Гар-Хома на юго-западе Иерусалима, в результате чего арабским жителям Иерусалима грозило оказаться практически отрезанными от внутренних палестинских районов. Это решение, помимо всего прочего, представляло собой нарушение соглашения “Осло-2”, согласно которому вопросы, относящиеся к Иерусалиму, являлись предметом переговоров об “окончательном статусе”.