Сейчас

54

Я сижу в постели, не могу заснуть. Все продолжаю ворочаться. Ноги постоянно чешутся. Я подтягиваю брючины пижамы. Волоски на голенях стали длиной в несколько сантиметров. Провожу ладонями по коже, борясь с ощущением дежавю.

Когда я чувствовала это прежде? Подергивание отросших волосков? Напряжение нервных окончаний? Смесь боли и удовольствия кажется до жути знакомой.

Через несколько секунд я замечаю, что натворила: процарапала ярко-красные следы на коже. Она вся усеяна кроваво-красными точками. И лезвия не потребовалось. Когда кто-то сломлен, кровь просто течет. Воспоминания просачиваются.

Я иду по коридору, захожу в ванную и беру бритву. Мне надо забыть. Включаю кран и смачиваю каждый миллиметр кожи от щиколотки до колена, потому что эти волосы должны исчезнуть.

Опираясь ногой на сиденье унитаза, я сбриваю их рядами, представляя трактор в поле, на ферме с цыплятами и барашками. Волоски собираются в раковине, плавают на поверхности. Я трижды смываю их, устраняя улики.

Доказательств нет.

Ничего особенного.

Но все же, когда закрываю глаза, то представляю себе руку, гладящую мою голень. Вижу пальцы, кружащие по коленной чашечке. Чувствую, как по моим бедрам разливается жар.

Я смотрю в зеркало и вижу лицо жертвы. Но жертвы чего именно? Я вообще хочу знать?

Хватаю ножницы из аптечки и начинаю стричь – сначала прядь волос около уха, затем целую охапку размером с хвостик.

Но этого недостаточно. Я все еще выгляжу по-прежнему.

Беру пригоршню на макушке и уже хочу обкорнать и ее, но слышу треск половиц.

– Джейн? – Голос мамы. Она стоит в дверях. Ее взгляд падает на пол – на пряди волос у моих ног.

– Все нормально? – спрашивает она. Тот же глупый вопрос.

– Да, – отвечаю я столь же глупо. Видно ли, как горит у меня лицо? Разве я не закрыла дверь? Разве не помню, как повернула замок?