Он погладил мои спутанные волосы. Я все еще не приняла душ. От отца пахло молотыми кофейными зернами – вроде тех, которые он покупал и хранил в серебряной банке.

– Я приехал, как только смог, – сказал папа.

Воспоминания закрутились на экране проектора в моей голове:

Папа чешет мне ноги на диване в гостиной, мне пять, и я не могу заснуть из-за тяжелого ожога ядовитым сумахом.

Я учусь управляться со шнурками, а пока вяжу узлы из красной лакрицы на запястьях папы, пока он читает мне сказки.

И я сижу у дыры, а Мейсон задает мне вопросы, почему мой отец остался в постели в то утро, когда я пропала:

– Заработался допоздна накануне.

– Но ты ж говоришь, тебя похитили в воскресенье. Твой отец что, работает по субботам?

– Да, с некоторых пор.

– Дай угадаю – он трудится в больнице? Или в круглосуточном колл-центре?

– В банке.

– Серьезно?! В банке?

– Да, а что?

– Тебе не кажется немного странным… работа допоздна в банке? У них что, круглосуточное обслуживание?

Повисла неловкая пауза.

– Джейн? – позвал папа.

Я отстранилась, разрывая объятия. Медсестра с широко распахнутыми глазами, приоткрытыми губами и сцепленными руками стояла в дверях, как будто вот-вот должно произойти что-то волшебное. Она надеялась на шоу. Для нее это было похоже на то, что показывают по телевизору: отец воссоединяется со своей давно потерянной дочерью. Но мои воспоминания соткались в лоскутное одеяло, которое душило любую радость.

– Я не хотела мешать, – сказала медсестра. – Джейн, может, хочешь перекусить или чего-нибудь выпить?

– Вы что-нибудь слышали? – спросила я ее.

– О чем? – уточнила она. Ее улыбка исчезла.