Мы осознаем, что счастье находится в нас самих, и тут же возникает страх его потерять. Когда мы счастливы, мы прекрасно понимаем, что скоро это пройдет; счастье – как мигающий свет маяка, оно не может длиться всю жизнь, оно то появляется, то исчезает. Главное – не цепляться за него, пытаясь удержать, но наслаждаться им, принять его затмение и быть готовым к его возвращению, даже мимолетному.

Пессимисты плохо переносят счастье и порой даже предпочитают не отдаваться счастью и всему хорошему, что есть в их жизни, они знают, что так не может продолжаться долго. И они по-своему правы: счастье недолговечно. И что из того? Именно потому, что счастье скоро уйдет от нас, надо им наслаждаться, разве не так? Нам предоставлен выбор: между быть счастливым, а потом не быть им, и тем, чтобы никогда не позволять себе быть счастливым. Между дуновением счастья и болезненными потугами защититься от счастья и, соответственно, от его последующей потери. Я свой выбор сделал…

Наука утверждает: если мы осознаем, что тот или иной момент счастья больше не повторится, мы переживаем его гораздо острее. Ощущение становится сильнее, яснее, насыщеннее. Но счастье остается. Мимолетное счастье, часть нашего трагического существования, не отрицающая этого трагизма, но принимающая его. Счастье – трагическая идея? Конечно!

Счастье в несчастье

Почему счастье должны всегда сопровождать беззаботность или легкомыслие? Почему бы ему не появиться там, где мы в нем нуждаемся, на трагической стороне жизни? В полном сознании мы тренируемся воспринимать и боль, и радость, переживать и хранить в душе как тревоги, так и мимолетные мгновения счастья. Как и в настоящей жизни, но не той, о которой мы мечтали, а в той, что выпала на нашу долю и подрезает крылья нашим мечтам. Хорошо, что именно такая жизнь досталась нам – она самая интересная.

Даже в счастье медитация не побуждает нас к уходу из мира, а снова учит принимать этот мир во всей его полноте. А реальность такова, что счастье и несчастье всегда идут рука об руку. Как тень и свет. Вероятно, поэтому Альбер Камю написал: «Не счастливым я хочу сейчас быть, а сознательным». Мы попробуем соединить эти крайности, культивировать сознание не для того, чтобы заменить им счастье, но чтобы осветить его. Чтобы сделать его более значимым, встроить его в мир. Андре Конт-Спонвиль называл это мудростью: «Максимум ясности дает максимум счастья».

Вспоминаю статью о потерявших жену или мужа людях, которые могли улыбаться, вспоминая своего спутника жизни («Какое горе потерять их, но какое счастье было их знать»). Два года спустя они чувствовали себя гораздо лучше, потому что не позволили своему счастью сгинуть в пучине горя. Они смогли понять, что жизнь в полном сознании – это и счастье, и несчастье одновременно.

Горе не стирает былое счастье, не отнимает его у нас: прежнее счастье останется с нами навсегда. Мы имеем право плакать и смеяться одновременно. Это потому, что мы принимаем мир и решаем любить его изо всех сил.

Пребывая в печали, остановиться и утешиться крупицами счастья. Пусть малыми, грустными, неполными, несовершенными, отрывочными.

Как сильно мы любим Этти Хиллесум, узницу лагеря Вестерборк – предтечи лагерей смерти. Она писала: «Жизнь и смерть, страдание и радость, мозоли на истертых ногах и жасмин за домом, травля и бесконечные зверства, эту симфонию горя и счастья я воспринимаю как неделимое целое».

Как сильно мы любим Евгению Гинзбург; она сидела на скамье подсудимых в зале сталинского суда, не понимая, в чем ее обвиняют. Евгения смотрела в окно в ожидании смертного приговора или срока в ГУЛАГе: «За окном виднелись большие темные деревья; я вслушивалась в тайный шепот свежих листьев. Мне казалось, я слышу его впервые. Этот шелест листвы растрогал меня до глубины души!»

Предел полного сознания и предел человечности. Наверное, нам его не достигнуть. Но мы можем к нему стремиться. Пребывая в печали, остановиться и утешиться крупицами счастья. Пусть малыми, грустными, неполными, несовершенными, отрывочными. Они могут дать лишь слабое и кратковременное утешение: как только мы вернемся к жизни и мысли, несчастье, возможно, вновь наберет силу. Но мы опять двинемся к пределу. И снова, и снова. Неустанно.

Мы всегда будем думать о своем несчастье, сравнивая его с тем, что похоже на жизнь, а значит, и на счастье.