Кто-кто, а он-то хорошо знал, что в критических ситуациях нельзя работать одному. Только двое, только в паре, прикрывая и защищая друг друга.

Гомолла взглянул на бойцов. «Кого послать?.. Быхкало сам вызвался, другим приказывать не имею права». Он потоптался, опустив брандспойт, пытаясь рассмотреть людей в респираторах. Мелькнул старый, почти одногодок, спасатель Пшинский. Махнул ему рукой. Мокрый от воды и пота боец подбежал к Гомолле.

— Останься за меня! Знаешь, где работают остальные?

Пшинский кивнул. Гомолла ободряюще хлопнул его по плечу, отдал шланг и бросился в пожар следом за Быхкало.

Он бежал, а вокруг рушились балки, оседала крепь. Один подгоревший брус зашиб плечо. Кожа, казалось, начинала лопаться от жара. Брезентовая роба успела высохнуть, раскалиться и теперь жгла тело. А впереди еще было много огня…

Смахивая едкий, как уксус, пот, прикрывая обожженные веки, унимая рвущееся из груди сердце, он бежал и бежал, не видя конца своему пути. Если бы кто мог видеть его со стороны, то принял бы за призрака — черная длинная тень среди гула и рева пожара бесшумно мчалась по огню, освещенная ядовито-багровыми всполохами дыма.

Не увидел, а чутьем угадал Гомолла воду. Она стекала с потолка и скапливалась в яме под вагонеткой. Он с силой толкнул тележку, нащупал яму и упал в маслянисто-черную жижу. Холодная вода потекла за воротник и в сапоги. Он покатался в луже и, чуть остыв, побежал дальше.

Неожиданно где-то впереди мелькнула лампочка… И в этот момент, лопаясь и крошась, рухнула сверху порода. Гомолла метнулся к стенке, прижался к ржавой металлической крепи и щекой почувствовал, как она, точно воск, начала медленно выгибаться под чудовищной тяжестью пласта. И вдруг разом, как будто проглотила, упала на него вся угольная толща. «Тектоническая подвижка…» Сознание еще помельтешило мгновение, а потом все провалилось в темноту.

Гомолла лежал у ската и не мог пошевелиться. Струйки угольной пыли текли по шее и осыпались за воротник. Он дышал тяжело, хватая ртом горячий, спертый воздух Лампочка на каске все еще продолжала гореть, и эго яркое пятно света раздражало глаза

«Каким это чудом голову не засыпало?» — подумал он.

Гомолла попробовал напрячь мускулы на руках, потому что ноги уже онемели, будто и не существовали вовсе. Но и пальцы рук, словно патроны в обойме были зажаты плотно и прочно.

«Прихлопнуло, как крота. — подумал Гомолле и тут же! — А может, выберусь». — слабо шевельнулись надежда.

Он подвигал пальцами Есть какое-то свободное пространство Если по комочку сталкивать уголь то можно, пожалуй, высвободить руку а уж потом выгрести и самого себя

«Только не торопись, береги силы!» — приказал он себе и начал терпеливо проталкивать камешек за камешком…

Мысль о том, что Быхкало тоже засыпало, придавала сил, Через какое-то время Гомолла уже мог двигать не только пальцами, но и кистью руки. Видно, возле аккумулятора на боку оказалось небольшое пространство, и туда он скатывал мелочь, вдавливая каждый камешек. От тяжести, сдавившей его, от пыли, забившей рот и нос. дышать становилось все труднее.

«Может, напрасно стараюсь? — снова пришла слабенькая мысль. — Ну вылезу я, тогда попаду в огонь и сгорю. Бойцы прибежать не успеют Ведь они тоже люди из костей и мясе, бывало, что и пятились назад…»

Гомолла то ободрял себя, то впадал в отчаяние.

«Нет, лучше бы умереть… Только поскорее…»

Он считал, что прожил достаточно Дети уже в том возрасте, когда их начинает раздражать родительская любовь. Вот только Марысю жалко. Он с женой все еще не отошел от своего времени — первых послевоенных строек и сурового, полуголодного быта. Они остались, кажется, такими же, какими и встретились, а годы летели мимо, не затрагивая их… Он отчетливо вспомнил лицо Марыси — все, от завитушек на висках до морщин на шее, — от этой яростной жалости к ней захотелось выжить, уцелеть, вырваться из этого ада.

Он энергично заработал рукой Хотя спирало дыхание, рвал грудь острый камень и пот жег глаза, но он греб и греб уголь, не чувствуя как обрезает пальцы о мелкие лезвия каменной плитки и раздирает ногти… Наверное, никогда в жизни Гомолла не работал так, как сейчас Притупились все боли, исчезли страхи. Вскоре он почувствовал, что может согнуть руку в локте. От волнения чаще забилось сердце Чтобы унять его, на мгновение замер.