— Мог бы подарить, да вам дадут казенное.

Редькин прижал чемодан к груди, дрожащими пальцами рванул крышку и… тупо уставился на резиновую подушку и свернутое одеяло.

— У меня хорошая зрительная память, — сказал Редькину Громов. — Я где-то вас видел. Да, у памятника Николаю I. Вы взяли у меня спички и, не вернув, ушли.

— Точно, — обрадовался Редькин, — спички! Я еще потом вспомнил. Ай, как неудобно получилось!

— Да, пожалуй что. Знать бы тогда — глядишь бы, все по-иному было, — сказал Громов.

Этот разговор происходил на следующий день в кабинете Громова на Дворцовой площади.

— Можно, я буду ходить? — спросил Редькин. — Не могу сидеть.

— Если так легче, не возражаю, — пожал плечами Громов.

Достал лоскут, снятый с кладбищенской ограды, слепки следов и протянул Редькину.

— Сравните.

Редькин отвел руку Громова.

— Ни к чему эго. Изобличать меня не надо. Я волк тертый, и «трудного» допроса у вас не будет. Так что не устраивайте сцены с вашими слепками.

…Первым к ограде кладбища подошел Витька. Несколько минут потоптался у отмеченной Редькиным доски, прислушался. Осторожно отодвинул доску, просунулся в щель — ив ужасе вылетел обратно, оставив на гвозде кусок пиджака. Растерянный, обалдевший, мчался он вдоль забора и около мостика едва не сшиб Редькина.

— Что там?! — встрепенулся Редькин.

— Покойники из могил повылазили, — задыхался Витька. — Стоят у крестов и курят.

Редькин выругался.

— Трус несчастный! Это же лампадки! А ну — марш назад!

…Около склепа Редькин спрятался за какой-то памятник, а Витька подошел к часовне с Мадонной и тихо свистнул. Тут же появился Прохор, осторожно спросил:

— Кто таков?

— Я от Николая, — негромко сказал Витька. — «Помощь и доверие»!