– Хорошо, мамочка! Обещаю, я буду учиться лучше всех! – ответил я, и вскочив из-за стола, обнял её.

На следующее утро матушка разбудила меня пораньше. Мы быстро перекусили тем, что осталось со вчера и отправились в мой «новый второй дом», как я его тогда называл.

Школа находилась близко к центру Бригга на перекрестье основных дорог. У входа собралось несколько семей с одним-двумя детьми. Когда городские часы пробили восемь, нас пропустили внутрь, оставив родителей на улице.

Матушка пожелала мне удачи и, помахав рукой, отправила воздушный поцелуй. Я поспешил ответить тем же, но охранник запер дверь перед носом и сказал, чтобы мы не задерживались в проходе, а то ему не охота мёрзнуть.

Оказавшись в холле, мы прождали несколько минут прежде, чем к нам подошёл наш преподаватель по готике – основному предмету первого класса. Я ещё задумался: «Почему матушка не могла бы оказаться на его месте?» – но потом до меня дошло, что, вероятно, этот мужчина работал тут задолго до неё. Лет ему было под шестьдесят, что делало его самым старым человеком на моей памяти на тот момент.

– Значит так, малышня, – прочистив горло, произнёс он, – идёмте за мной. Показываю один раз, завтра сами будете искать аудиторию. Так что, запоминаем.

Выглядел он словно тесто на дрожжах: распухший, обрюзгший, с лужёным брюхом, едва не вываливавшимся из-под шинели, покрытой заплатками, как лицо бездомного – бородавками. Под тремя подбородками нельзя было разглядеть даже ворот рубашки, не то, что шею. Вокруг лысой макушки нелепо произрастали редкие, кучерявые волосы пепельного цвета.

Очки в круглой оправе впились, и будто бы успели врасти в лицо учителя, делая его вид слегка нелепым.

Поднявшись на второй этаж и повернув налево, в самом конце мы нашли дверь нужного кабинета. Призвав нас рассесться, как нам будет удобно, учитель готики плюхнулся на стул, протерев платком взмокший лоб.

– Итак, предлагаю начать со знакомства. А потом я поспрашиваю вас, чтобы понять примерный уровень знаний, – произнёс он.

Общался он с нами, как со взрослыми, невзирая на то, что ребячество ещё было живо в наших детских сердцах.

Моей соседкой по парте оказалась девочка, представившаяся Рутой Яковец. Учитель попросил называть его мистером Гамильтоном. После знакомства, он принялся подзывать нас по одному и просил написать на доске какие-нибудь буквы. Если задача была выполнена без затруднений, как в случае со мной, мистер Гамильтон просил написать любое известное слово на эту букву.

Мне выпала «О», и я без раздумий дописал «твага».

– «Отвага», юный Эдгар… – одобрительно кивнул мистер Гамильтон. – А напиши что-нибудь на «Л».

И я написал «любовь».

– Кто-то уже учил тебя готике? – спросил преподаватель.

– Моя матушка занималась со мной алфавитом, когда у неё хватало на это времени… – робко ответил я.

– Неплохо-неплохо. Пока что, ты показал себя лучше всех, Эдгар. Я даже не побрезгую поставить тебе в первый день двойку.

Получить высший бал, едва переступив порог школы было для меня важнейшим событием того дня! «Как мама-то обрадуется!» – подумал я.

Мистер Гамильтон показался мне хорошим человеком. Наверно, именно это заложило во мне мысль, что уродливыми бывают не только плохие люди.