Я рискнул, и направился в городскую ратушу, чтобы найти себе какую-нибудь работу. Поскольку документально никак не подтверждалось моё медицинское образование, то и в госпиталь меня не направили. Услуги частного доктора оказывать было некому, люди считали каждую клети и обращались только в государственные больницы.
Единственной свободной и востребованной профессией были патрульные. Они бродили по улицам ночью и следили за соблюдением комендантского часа. Конечно, всегда существовал риск получить нож под ребро, но сама работа была благородной и полезной не только обществу, но и мне.
Ведь каждому патрульному под роспись выдавали ружьё. Ко всему прочему, никуда не делись и револьверы Ольгерда.
К слову, о его смерти я рассказал Руте на следующий день, после прибытия в монастырь. Она очень много плакала, винила себя, что не уберегла, пока я отсутствовал, но мне удалось убедить её в том, что такова наша жизнь, и Олли прожил её достойно, а память о нём никогда не угаснет в наших сердцах.
Дни сменяли друг друга. Атмосфера в Бригге сохранялась стабильно гнетущей. Иногда приходилось использовать оружие, благо, что никого не убил, только пару раз попал в ногу. «С меня хватит смертей».
Ещё будучи юношей, я отрицал любую перспективу службы в армии и презирал войны. Сложно было представить, что я смогу убить даже бешеную собаку, бросившуюся на меня. В итоге, к двадцати шести годам на моей совести была дюжина или около того жизней, если считать с прокажёнными.
Серая гниль всё бушевала. Король со свитой так и не объявились, связь практически с половиной страны отсутствовала. Крупные города Бритонии наладили безопасные торговые маршруты. Образовалась новая власть с военными во главе.
Помимо патрулей, следящих за порядком, стали появляться команды медиков, занимающихся поиском заражённых. Над ними, по слухам, ставили жуткие опыты, но всё ради того, чтобы найти противодействие мору. И судя по отсутствию положительных вестей, поиски были безрезультативными.
– Не пора ли нам завести ребёнка, Эдгар? – спросила в один день Рута.
– Сама видишь, какие времена сейчас, – ответил я, лёжа в постели после ночного обхода.
– Мне скоро исполнится двадцать семь. Ещё чуть-чуть, и я буду слишком стара для материнства, – грустно произнесла она.
– Моя мать родила меня в тридцать лет, а Ольгерда в тридцать восемь. Но даже в те времена было не так плохо, как сейчас, – сказал я. – Посмотри на условия, в которых мы живём. Я боюсь, что ты можешь не пережить родов на дому, а в больнице ты что-нибудь подцепишь, это гарантировано.
– Я не думаю, что всё наладится… – вздохнула Рута. – Но я всегда мечтала о мальчике и девочке…
– Я тоже, – обняв её сзади, я сцепил пальцы в замок под грудью любимой и поцеловал в шею. – Разве ты бы хотела, чтобы они жили в таком мире? Это было бы эгоистично с нашей стороны. Я не смог уберечь брата. Боюсь, отец из меня будет ещё более никудышный.
– Ты был бы отличным отцом, – возразила Рута, поцеловав меня в губы. – По крайней мере, ты бы научил их тому, что действительно важно в этой жизни.
– Я убивал людей, Рута. Порой, совершенно не причастных.
– Тебе съедает совесть за это, и потому тебе лучше знать, что есть истинное зло.
– Возможно, ты права.
Но этот вопрос мы так и оставили не закрытым. Всё-таки, жили почти впроголодь. Я очень не хотел, чтобы Рута шла работать в госпиталь, ибо то был верный путь в могилу.
В итоге, мы так и остались в сырой съёмной квартире. Любимая занималась готовкой и стиркой. Утром я отсыпался, а в обед мы проводили время с пользой: ходили на рынок, гуляли в парке и на причале, занимались любовью.