Сегодня поселок Оук-Бич состоит из семидесяти двух домовладений, среди которых есть и старые пляжные бунгало, и большие безвкусные особняки современной постройки. Даже в наши дни поселиться здесь, среди ветров и туманов, означает примириться с целым рядом проблем. Ближайший супермаркет, автозаправка, аптека, больница и полицейский участок находятся за много миль отсюда. А болота за Оук-Бич – настоящий комариный рай. Ядовитый сумах на них вырастает в два человеческих роста высотой и с ветку дерева толщиной. Вдоль всего пляжа высятся странные сооружения из обломков могильных плит с кладбища соседнего городка Бэбилон, которые привезли сюда, чтобы воспрепятствовать береговой эрозии[22].
Но все это компенсируется главным преимуществом этих мест – уединенностью. Люди приезжают жить в Оук-Бич, потому что хотят покоя. Въездные ворота в поселок со старомодной сторожевой будкой и кодовым замком служат идеальным олицетворением местных нравов. Проходить через эти ворота не запрещено, но они несут определенную смысловую нагрузку. Дома стоят на общинных землях и находятся в общем ведении существующей уже более ста лет ассоциации домовладельцев, которая является своего рода миниатюрным местным правительством. Узкий круг руководителей «Пляжной ассоциации Оук-Айленда» удостоверяется в благонадежности новоселов, устанавливает правила проживания в поселке.
Уже давно, задолго до того, как в Оук-Бич поселились отчаянный любитель холостяцких развлечений Джо Брюэр и хвастливый доктор Питер Хэккет с семейством, поселком мирно управляла ассоциация, а соседи не вмешивались в дела друг друга. Председательство в совете переходило от архитектора Айры Хаспела к флористке Конни Плесси, а от нее к страховому агенту Гасу Колетти. Общие собрания по-прежнему регулярно проводились в здании, знаменующем собой первые организованные усилия по освоению Оук-Бич. В 1894 году пресвитерианский пастор по имени Джон Дитрих Лонг договорился с властями Бэбилона, в ведении которых находилась эта местность, об аренде сроком на пятьдесят лет участка с целью постройки религиозно-культурного центра. За год прихожане пастора воздвигли здание, залы которого могли одновременно вместить тысячу человек. Годом позже городские власти Бэбилона сдали всю местность в аренду «Пляжной ассоциации Оук-Айленда» сроком на девять лет. Каждый член ассоциации должен был ежегодно платить по сто долларов, даже если у него нет дома в Оук-Бич, и по пять долларов за каждое здание на арендуемом участке. Единственным обременением была постройка как минимум двадцати домов.
С учетом нескольких дополнений этот же арендный договор остается в силе и по сей день. Ассоциация продолжает управлять поселком: собирает арендную плату, занимается благоустройством территории, поддерживает в рабочем состоянии КПП, устанавливает скоростные ограничения, улаживает конфликты между соседями и, самое главное, каждые два десятилетия договаривается с властями Бэбилона об условиях продления арендного договора. Помимо природных неудобств вроде бурь и насекомых, этот договор представляет собой еще одну, чисто политическую и бюрократическую, причину, по которой жизнь в Оук-Бич всегда представлялась проблемной. Местным жителям принадлежат дома, но не участки, на которых они построены. Каждый раз с приближением срока действия арендного договора к концу город заводит разговор о том, что не будет его продлевать, а обитатели поселка начинают чувствовать себя заложниками ситуации.
Ни одна действительно состоятельная семья в жизни не купит дом на земле, которую могут в один прекрасный день забрать. Поэтому вполне понятно, что первыми дачниками в Оук-Бич были неприхотливые и самодостаточные люди самого что ни на есть среднего достатка. В первые годы семьи добирались сюда с материка на гребных лодках, а впоследствии на колесном пароходе «Оук-Айлендер» под командой раздражительного седоусого капитана, про которого говорили, что в свое время он служил у Вандербильтов (семья американских миллионеров. –
Возможно, этот романтичный захолустный мирок со своими маленькими прелестями так и существовал бы из века в век, если бы не Роберт Мозес. Этот «Главный строитель» Нью-Йорка, бескомпромиссный в воплощении своих замыслов провидец, давший бурно растущему мегаполису парки, шоссе и мосты, был еще и самым знаменитым среди летних обитателей Оук-Бич. Мозес снимал дом с эркерным окном, которое позволяло ему наблюдать за ходом строительства виадука и парка, позднее названных в его честь. Первым выдающимся достижнием Мозеса стал парк Джоунс-Бич, расположенный в пятнадцати милях к западу от Оук-Бич. Вторым стала прокладка шоссе Оушен-Паркуэй, навеки изменившего жизнь на барьерных островах.
С открытием шоссе Оушен-Паркуэй обстановка в Оук-Бич и окрестностях изменилась. Толпы людей – туристы и экскурсанты, жители Лонг-Айленда и Нью-Йорка – приезжали на барьерные острова подышать свежим воздухом и отдохнуть. Они рыбачили с арендованных лодок, вылавливая на свои удочки камбалу, скумбрию, макрель, черного окуня и горбыля. Они вели хищнический промысел, добывая из залива моллюсков, морских гребешков, синих крабов и лобстеров. Они сидели с биноклями в надежде увидеть желтоногих зуйков, крачек или полевых луней. Они загорали на многочисленных пляжах, самым популярным из которых был дикий и неухоженный, но идеально подходящий для серфинга пляж Гилго.
Возможно, обитатели Оук-Бич мирно проспали бы за воротами своего поселка весь туристический бум с последовавшими за ним взрывным ростом численности среднего класса на Лонг-Айленде, молодежными протестными движениями и расцветом контркультуры, если бы в стародавние времена прямо перед съездом на подъездную дорогу к их жилому комплексу не построили отель под названием Oak Beach Inn. В 1970-е годы недоучившийся студент Боб Мэзерсон превратил его в местную версию клуба Studio 54. Мэзерсон рос в Роквилле, расположенном довольно далеко от побережья, но прекрасно знал, что значат пляжи барьерных островов для лонг-айлендской молодежи. Орды тусовщиков круглосуточно приезжали в Оук-Бич, набившись в машины с открытым верхом, из которых орала музыка. По дорожкам поселка шатались сильно нетрезвые личности, а обочины подъездной дороги были забиты припаркованными автомобилями. Когда полиция попыталась прикрыть заведение, Мэзерсон сделал из этого резонансное событие. На протяжении большей части 1980-х годов наклейка на бампер «Спасем наш Oak Beach Inn» казалась обязательным аксессуаром любой зарегистрированной на Лонг-Айленде машины. Прошло уже много лет, а люди все еще рассказывают, как среди ночи в бухте приводнялись гидросамолеты с грузом кокаина.
Разгул ночной жизни сделал КПП поселка не столько намеком на соблюдение приличий, сколько жизненной необходимостью. Ликвидировать Oak Beach Inn получилось только в 1992 году, и к тому времени жители Оук-Бич привыкли к тому, что их жизнь состоит из череды разного рода неурядиц и источников беспокойства. Гидронамывные работы. Мотоциклисты. Гонки на гидроциклах. Планы строительства многоквартирных домов, отеля и ветроэнергетических установок; пробки на дорогах, загрязнение окружающей среды и комары; и, что немаловажно, власти. Старожилы оплакивали ликвидацию базы Береговой охраны[23], злились на городские власти Бэбилона из-за плохого состояния дорог и негодовали по поводу окружных чиновников, поощряющих новое строительство. «Временами создается впечатление, что главными врагами Оук-Бич являются бездушные бюрократы», – писал в своих кратких воспоминаниях о поселке умерший в 1983 году местный уроженец Эд Мид-ст., чей отец в свое время командовал базой Береговой охраны. Мид выразил мнение всех своих соседей, написав, что ценит жизнь в Оук-Бич за «ощущение благодати и веры в свои силы».
В начале девяностых городские власти Бэбилона повысили ежегодную арендную плату за землю до 3800 долларов за домовладение. Срок аренды по действующему договору истекает в 2050 году – этого достаточно, чтобы покупатели домов могли получить кредиты по закладным, но никак не гарантирует, что их внуки смогут сохранить эти дома. Кое-кто в городе называет эту сделку полюбовным соглашением. В любом случае люди в Оук-Бич понимают, что находятся в этом раю временно. Конец может наступить из-за решения недоброжелательно настроенных городских властей о резком повышении платы за землю, или из-за затопления поселка морем, уровень которого постепенно возрастает, или из-за шторма, который в одночасье сотрет его с лица земли.
Классическая история, которую очень любят рассказывать жители Оук-Бич, вызывает в памяти творчество Нормана Роквелла[24] и кажется чересчур духоподъемной, чтобы поверить в ее правдивость. Впрочем, обозреватель газеты Newsday Эд Лоу счел ее достаточно правдивой, чтобы рассказать о ней в своей статье. Итак, семилетний мальчик Джо Скэлайз целый день рыбачил с причала у своего дома на берегу, но так ничего и не поймал. Вернувшись домой с работы, его отец Джо-старший увидел расстроенного сынишку, развернулся, поехал в Бэбилон и купил там рыбу. Примчавшись обратно в Оук-Бич, он подплыл под причал и прицепил ее на крючок удочки своего сына. Эта проделка была слишком хороша, чтобы не повторить ее еще раз. Много лет спустя взрослый Джо заметил соседского мальчика, испытывающего те же трудности на причале. Он сел в машину, поехал на тот же рынок и сделал для этого мальчика то же, что в свое время сделал для него самого его отец. Такая вот история о невинной лжи ради сохранения иллюзорного представления о справедливом устройстве мира, которую передают из поколения в поколение.
Жители поселка оставались привержены своим представлениям об обычной жизни. Свободное от школьных занятий время дети проводили на пляже или на баскетбольной и гандбольной площадках. Если это надоедало, в доме Гаса Колетти был целый зверинец – собаки, куры, голуби и попугаи. Страховой агент Колетти был к тому же любителем старинных автомобилей, а в его гараже хранилась солидная коллекция фейерверков. В 1990 году в Оук-Бич переехала семья Хэккетов – врач Питер, его жена Барбара и трое их детей. Судя по всему, это место полюбилось им по тем же причинам, что и его старожилам. Сын директора больницы Питер рос в местечке Пойнт-Лукаут к западу от Джоунс-Бич. На момент появления семьи Хэккетов в Оук-Бич это был пышущий здоровьем детина под два метра ростом в возрасте за тридцать, работавший штатным хирургом скорой помощи. Большинство соседей не обращали внимания на левую ногу Питера, пока не наступило лето и он не стал носить шорты. Только тогда они с удивлением обнаружили, что это протез. Он рассказал, что еще студентом медицинского факультета помогал водителю заглохшей машины вытолкнуть ее с шоссе и был сбит другим автомобилем, который уехал не остановившись. Его нога была раздроблена, он провалялся в больнице целый год и с тех пор носит протез, не испытывая в этой связи особых проблем.
Хэккеты поселились в двухэтажном доме с четырьмя спальнями, неподалеку от Колетти и Бреннанов. Энергичные и общительные Питер и Барбара дружили с владельцем крупного молокозавода Майклом Ньюаном и его женой Лизой, которая работала в агентстве недвижимости еще одной их соседки, Сюзи Хендрикс. Все эти семьи активно участвовали в работе совета ассоциации. Почти до неприличия безотказный Хэккет стал в Оук-Бич кем-то вроде доброго сельского доктора, который всегда готов помочь своим соседям. При этом он мог быть и заносчивым, надувать щеки и корчить из себя большого начальника, что вызывало естественное отторжение у окружающих. Такие замашки стоили ему проблем в профессиональной деятельности. В течение двух лет Хэккет возглавлял службу экстренной медицинской помощи округа Саффолк и в этом качестве в 1996 году участвовал в спасательной операции на месте падения самолета авиакомпании TWA у побережья в Монтоке. Через год после этой катастрофы Хэккет ушел со своего поста, объяснив это принципиальными разногласиями с начальством. В статье в газете Newsday сообщалось о череде спорных ситуаций вокруг его фигуры и цитировались критические отзывы о его работе, изображавшие его «неадекватным псевдогероем, который приукрашивал свои достижения и вмешивался в работу волонтеров, пренебрегая своими административными обязанностями». По утверждению Хэккета, спустя пару часов после крушения самолета он вылетел на место катастрофы на вертолете Береговой охраны. Его спустили на палубу какой-то яхты, откуда он вынужден был добираться до тел вплавь. Береговая охрана категорически отрицала, что что-либо подобное могло иметь место. В другом случае Хэккет рассказывал коллегам, что участвовал в поисках выживших на месте обвала крыши, хотя, по словам очевидцев, его там даже близко не было. За несколько месяцев до ухода с работы Хэккет подвергся острой критике в очередной, и последний, раз за вмешательство в спасение троих мужчин из резервуара с ледяной водой, обрушившегося в местном аэропорту. Сам он утверждал, что спустился к ним по веревке, тогда как очевидцы говорили, что он слез по лестнице. Утверждалось, что его действия были травмоопасными для пострадавших, но он упорно отрицал это вплоть до самого увольнения.
После вынужденного увольнения Хэккет работал директором службы неотложной помощи Центральной больницы округа Саффолк. В 2000 году, в возрасте за сорок, неотложная медицинская помощь понадобилась самому Хэккету – боли в груди оказались следствием врожденного порока сердца. Для упорядочения сердечного ритма ему вживили кардиостимулятор и дефибриллятор, что существенно повлияло на его решение уйти с работы в скорой помощи. Дома в Оук-Бич заняться Хэккету было нечем, и он сделал себя как бы круглосуточным дежурным по району – разъезжал по окрестностям на внедорожнике с красной мигалкой, следил за полицейской волной и был готов мчаться куда угодно, когда на ней говорили о каких-нибудь происшествиях, пусть даже совершенно незначительных. Поскольку он был одним из немногих медиков в округе, однажды его вызывали сломавшему палец соседу, а некоторым другим он оказывал помощь при болях в груди и сердечных приступах. Но, как и в своей профессиональной деятельности, среди соседей Хэккет пользовался репутацией выдумщика разных небылиц. Он заявлял, что использует огромный стол кухни своего дома в качестве операционного. Он намекал, что имеет опыт работы в правоохранительных органах. По словам одного из соседей, узнав, что некий подросток покуривает травку, Хэккет отвел его в сторонку и сообщил, что работает в Управлении по борьбе с наркотиками. Он слишком рьяно брался за разрешение любых кризисных ситуаций. По рассказу другого соседа, узнав об остром отравлении ядовитым сумахом, он пришел домой к пострадавшему мальчику и предложил сделать ему укол стероида, чем страшно разгневал его отца.
Узкий мирок Оук-Бич явно казался Хэккету слишком тесным для фигуры его масштаба. При всем противоречивом отношении к себе, он хорошо ладил с руководством ассоциации. Хэккеты охотно приняли общинные обычаи, отмечали День независимости на пикнике с соседями и устраивали в старом общественном центре преподобного Лонга встречи клуба любителей истории под руководством жены доктора. Они оплакивали погибшего в терактах 11 сентября Фрэнка Бреннана. Они вновь надели траур, когда скончались старожилы Майкл Ньюман и Дон Хендрикс. По соседству с ними жили местный полицейский Джон Банкхерд, кондитерский магнат Чарли Энтенманн и нью-йоркская флористка Конни Плесси. В ночи, под звуки волн, омывающих камни на морском берегу, все они могли поворачивать время вспять, чтобы ощутить, пусть и ненадолго, ту самую благодать и веру в свои силы.
Но ворота не могли защитить жителей поселка от страшных реальностей Лонг-Айленда. Прямо через залив находился городок Массапека, в котором Эми Фишер застрелила жену своего любовника Джо Буттафуоко. Это убийство дало старт медленному, но верному продвижению Лонг-Айленда к дурной славе в бульварной прессе. В 1993 году в кузове пикапа, припаркованного в двадцати милях от Оук-Бич, обнаружили труп двадцатидвухлетней проститутки Тиффани Брешиани. Она была одной из шестнадцати жертв Джоела Рифкина – самого одиозного серийного убийцы Лонг-Айленда. В 1995 году в Мелвилле, в тридцати милях от Оук-Бич, в мусорном баке был найден труп двадцативосьмилетней проститутки Келли Сью Бантинг. Она стала пятой жертвой другого местного серийного убийцы, Роберта Шульмана. Затем в Мэнорвилле, в пятидесяти милях от Оук-Бич, были обнаружены четыре трупа, в том числе двадцатилетней проститутки Джессики Тэйлор, которой отрезали голову и кисти рук. Мэнорвиллского убийцу так и не нашли.
Примерно в это же время в поселке поселился некий Джо Брюэр. Он въехал в старый двухэтажный коттедж, некогда принадлежавшей его матери. Это был грузный мужчина в возрасте за сорок, пресыщенный жизнью лентяй, который ничего тяжелее, чем открывание пивных бутылок, делать не привык. Его семья владела торговым центром, квартирами и домами в центральной части Лонг-Айленда. А сам Джо, по словам соседей, был обузой для своих родных. Когда-то он подвизался на Уолл-стрит, но из этого ничего не вышло и уже много лет он не работал вообще. С унаследованным от матери домом Брюэр не церемонился. Внутри царил полный бардак – пакеты с мусором стояли на кухне, в прихожей и даже гостиной, полы были давно не мыты, повсюду были кучи ненужных вещей и по всему дому стоял устойчивый кошачий запах. У неженатого Брюэра была маленькая дочь, но ни она, ни ее мать никогда не приезжали в Оук-Бич.
Но он был приветлив с соседями, всегда здоровался и широко улыбался. Очень немногим, по всей вероятности только мужчинам, на которых он хотел произвести впечатление, Брюэр доверительно сообщал, что дом в Оук-Бич служит ему и его друзьям ареной развлечений, «местом, где можно творить что захочешь». Впрочем, никакого дикого разгула, просто посиделки с мужиками, ну и с женщиной, которую нанимают по такому случаю. По словам Брюэра, ему даже платить за секс не нужно. «Женщины сами липнут ко мне, прямо как к рок-звезде», – с радостным смехом уверял он одного из своих соседей.
В пятницу около десяти вечера Алекс Диас попрощался с Шэннан на выходе из кинотеатра в Джерси-сити. Весь следующий день он думал, что она вот-вот вернется домой. Но она как в воду канула, и в воскресенье Алекс попробовал до нее дозвониться, но телефон был отключен.
Сначала он позвонил водителю Шэннан – Майклу Паку. Тот страшно удивился: «А что, разве она не дома?» Алекс был взбешен – ты ее возишь, как ты посмел упустить ее? В ответ Майкл рассказал Алексу о случившемся: она не хотела выходить к машине, вела себя глупо, сказала, что он и клиент собираются убить ее, и сбежала. И у него не получилось найти ее.