Неужели это попытка убить меня, подстроив несчастный случай?

На вершине лестницы меня поджидал еще один манекен, который теперь указывал на комнату слева — ту, в которой мы тоже успели побывать. Там еще стояла магнитола в проеме бывшего окна.

— Леша, — позвала я еще раз дрогнувшим голосом. Ответом мне послужила давящая на уши, пугающая тишина.

Придется заходить…

Подсвечивая себе путь, я вошла в помещение. Сразу напряг какой-то неприятный запах. Посреди комнаты стоял стол, которого точно здесь раньше не было, на нем черная скатерть, а сверху какие-то предметы — даже горящие свечи не давали разглядеть. Мне нужно было подойти ближе, чтобы рассмотреть их. Не дай бог там лежит несчастная кошка, убитая сатанистами… Но нет, это оказались белые перчатки, Новый Завет и череп. Надеюсь, ненастоящий. Но в то же время был бы понятен запах тлена и разложения… Сверху на книге стоял циркуль буквой «Л», воткнутый иглами с обеих сторон прямо в обложку. Циркуль — это же из масонского символа, означает геометрию. Череп означает смерть, которую по масонским заветам нужно любить. Белые перчатки — это тоже из масонства. Весь этот натюрморт был окружен длинными красными свечами в посеребренных подсвечниках. Я ощутила себя Пьером Безуховым, который готовится к посвящению в орден. Я помню, что там тоже фигурировало Священное Писание и череп. Что же здесь планируется? Какой-то масонский ритуал? Надеюсь, все-таки без жертвоприношений, на которые намекала Светка в своей статье.

Я сделала шаг вперед и достала циркуль из книги. Что за… Я посветила на него фонариком, чтобы убедиться. На концах металлических палочек с иглами была кровь. Я брезгливо откинула инструмент и стала огибать стол. Зря… Между столом и стеной с зияющими провалами окон на цементном полу лежала Светка. Все тот же символ вырезан у нее на лбу. И теперь было понятно, чем его сделали.

Уже нельзя было надеяться на грим: запах разложения ударил в ноздри — сильнее, чем на пороге и возле стола. Это точно мертвое тело.

Я в ужасе зажала рот руками и попятилась. Луч теперь из-за прислоненного к устам телефона указывал на стену напротив, между двух окон. Поэтому я не увидела и даже не услышала того, кто подкрался сзади…

— Тихо, — прошептали мне прямо в ухо. — Он где-то здесь.

Сильные руки обняли мое туловище за талию, прижимая к себе. Я попыталась вырваться — не тут-то было. Хватка железная.

— Да говорю же: тихо, не дергайся. А то он услышит.

Кто — он? Ведь не узнать по голосу Юлиана было невозможно.

— Кто? — решила я ему подыграть.

— Мужлан твой. Он твою соседку убил.

— Да-да, конечно! — уже громче сказала я. — Пусти, не то закричу!

— Ладно, только не кричи и не убегай! Я все объясню, клянусь!

Он правда выпустил. Я сделала два шага назад и тут вспомнила, что приближаюсь к трупу, поэтому замерла. Рискованно стоять так близко к нему, но от Светки почему-то хотелось держаться еще дальше. Подумав, я сделала шаг в сторону, не понимая, что загоняю себя в угол. Ведь он стоял ближе к выходу, а я теперь и в окно выпрыгнуть не успею…

Я направила ему луч света прямо в лицо и велела:

— Ну, объясняй!

Он даже не сморщился. Правильные аристократические черты подтверждали принадлежность к графскому роду. Как я сразу не догадалась, что он может быть фанатиком? Светский образ жизни, театры, речь, манеры… Нигде не работает. Он будто живет в прошлом. Он будто граф Зубов, принимающий в святой орден новых членов. Мертвую Светлану Белову и пока еще живую Ларису Савушкину.