Но однажды пройдет и эта боль. Просто надо двигаться вперед – день за днем, маленькими шажками. А каждый день будет складываться из мгновений, таких, как это – горячая чашка в руках, тепло камина. Или ветер и дождь. Череда комнат и лиц. И когда-нибудь боль притупится, отступит на второй план.

Денег пока достаточно, а потом… Потом она решит, что делать дальше.

– Я ухожу, – сообщила она утром старухе, которая сегодня поверх вороха платьев нацепила дырявое пальто.

– Я не верну деньги! – злобно прошипела та. – Ты заплатила за неделю.

– Оставьте себе, – устало согласилась Верта: не было сил ругаться.

Впредь нужно тщательнее планировать расходы. Для жизни ей не надо много – крыша над головой да ужин. А на завтрак вполне сгодится чашка чая. И придется, пожалуй, прикупить пару простых платьев, иначе люди станут коситься, а лишнее внимание ей ни к чему.

Отыскать бы маму и Тима. Где они сейчас? Каким вырос брат? Он уже совсем взрослый. Наверное, работу нашел. Помечтать о тихом маленьком доме в деревне было сладостно, да толку нет. Вертрана отныне сама по себе и станет рассчитывать лишь на собственные силы.

Больше недели Вертране удавалось следовать плану. Каждое утро, проснувшись, она покидала временное пристанище. Бродила по улицам, пыталась подработать. Иногда получалось наняться в трактир разносчицей, но чаще, увидев, что новенькая совсем не умеет обращаться с клиентами, ее отправляли на кухню мыть посуду. Вертрана сменила платье из дорогой, добротной ткани на простенький наряд, накидку обменяла в лавке на меховую телогрейку. Волосы закрывала платком и старалась поменьше разговаривать, потому что правильная речь никак не вязалась с образом простолюдинки. Вот только горбиться не получалось. Прямая осанка и вздернутый подбородок в глазах людей превращали ее в гордячку. За это ей не раз влетало от временных работодателей.

– Вниз, вниз гляди, дура! – возмущался хозяин трактира, куда Вертрана нанялась подавальщицей. – Думаешь, если морда смазливая, так можешь нос задирать? И не таких обламывали.

Знал бы этот плюгавый человечек, брызжущий слюной, что новая работница может отправить его на тот свет щелчком пальцев, удержался бы от оскорблений. Но Вертрана решила, что он того не стоит. К тому же ей, сильной магиссе, никак невозможно было проявить свой дар. Это выдаст ее быстрее, чем клеймо на лбу: «Воспитанница Института».

Вечером, расположившись на новом месте, торопливо поглощая незамысловатый ужин, Верта нет-нет да думала о Коноре. Он уже забыл ее? Вычеркнул из памяти в тот же вечер, пожав плечами: «Что же, она получила то, что хотела»? Или пытался отыскать? Он мог позвать ее в любой момент, но запретил себе, чтобы не причинить боли? Но, скорее всего, он вздохнул с облегчением, избавившись от обузы. Он вернул дочь. Зачем ему теперь Вертрана…

Между тем зима отступала. Она долго не сдавала своих позиций, но, разразившись напоследок снежной бурей, выплеснула злость и покинула поле боя. Уже на следующий день ярко сияло солнце, снег потемнел, кое-где виднелись проплешины с торчащими из-под земли отважными, но такими хрупкими травинками. Борются ведь, не сдаются! Вертрана улыбнулась, на секунду поверив, что все будет хорошо.

А вечером того же дня услышала зов. Давно забытый, ненавистный голос госпожи Амафреи приказывал всем воспитанницам явиться на обряд «отречения».

Вертрана так надеялась, что больше не связана узами крови с Институтом, только с лордом Ространом, но, видно, до самого выпускного она будет принадлежать и директрисе тоже.