— Я вам не завидую, парни. Если
— Молчи! — раздался крик одного из солдат. Вместе с криком он ударил Тома по голове чем-то хрупким. Послышался шум разбившегося стекла. Они ударили Томаса по голове стеклянной банкой. — Придурок.
— Ну и вонь, — добавил второй.
После небольшого затишья бок Тома проткнули чем-то острым, длинным и тонким. Вслед за ней врезалось ещё несколько таких же предметов. Началась пытка, которую Томас не хотел встречать. Такие вещи он даже представить себе не мог. Он был наказан за своё самодовольство и слепую уверенность. Пару раз его ударили кулаком, сломали один палец, вырвали ноготь. Каждая минута тянулась словно час, каждый удар сердца длился так долго и отчётливо, будто всё происходящее никогда и не остановится. Всё повторялось по кругу: удары, ногти, пальцы, уколы. Происходило что-то странное, юноша предполагал, что у него должны были закончиться пальцы, которые ломали и ногти, которые вырывали, но боль снова и снова врезалась в тело, мучая и изнашивая организм, заставляя ныть сердце и бить тревогу в мозг. Была ли эта боль с первой травмы или же садисты просто продолжали разрывать и без того повреждённые кости и сухожилия?
Это была не просто пытка, это было самое настоящее издевательство над человеческим телом и душой. Несколько раз Том умолял о паузе — это единственное, что он говорил своим мучителям, поэтому ему доставалось всё больше и больше. Никто не задавал вопросы, никто ничего не говорил. Казалось будто бы его палачи резко превратились в немые инструменты для пыток. С каждым новым ударом сердца (а Томас их насчитал не больше тридцати, когда секунд по его подсчёту прошло больше сотни), раны взрывались болью всё сильнее и сильнее. Стоило только досчитать до значительного числа прошедших секунд, как в голове всё путалось; пытка начиналась с самого начала, и начинался с нуля отсчёт, переломы и удары. Иногда наступали лёгкие облегчения, когда с Томасом ничего не делали, позволяли ему перевести дыхание и представить, что пытка закончилась или даже не начиналась, но вскоре всё возвращалось с новой силой. Кричал ли он? Уже не помниться. Быть может его горло разрывал мучительный крик, или и вовсе выходил едва слышимый стон. Силы покидали его, а может он и сам отрекался от них.
Попытки забыть своё существование и покинуть своё жалкое и бесполезное тело также казались безуспешными. Томас смеялся над судьбой за то, что он легко попался врагу, теперь судьба смеялась над ним в ответ. Он начал понимать, какого было Лии, когда она попала под гнев Кайла, как она страдала, мучилась под его тяжёлыми ударами. Ему сразу показались слова девушки ложью, то, что она говорила про Кайла, с самого начала. Теперь Том и сам хотел убить своих мучителей. Он станет таким же мучеником, какой была и она, так же будет ощущать боль, как все свои целые пальцы, так же ярко, каким ему слышится лёгкий шум ветра, каким ощущается сладкий запах пороха и сварки. Прохладные порывы воздуха щипали его по обнажённой коже на пальцах, создавая клеймо жертвы, слабого ягнёнка, который ступил на поле к волкам. Томас вспоминал Лию, вспоминал, как хорошо им было вместе, сколько прекрасных моментов она смогла внести в его жизнь. Но даже в таких умиротворённых паузах он ощущал нестерпимую боль, и ему казалось, будто бы сама девушка была её источником.
Круг мук был бесконечным, таким же бесконечным, как и надежды на спасение. Надежда рушилась с каждым новым ударом. И вот уже Том не сидит на стуле, а лежит на полу. Он подумал, что он всегда лежал на полу, стоило ему проснуться от ощущения холодной воды, стекающей по коже. Была ли сама пытка? Было ли похищение? Томас не знал. Только холод и твёрдый пол, темнота и отдалённый шум.
Где-то вдали действительно звучал необычный шум. Он сильно выделялся после многочасовых ударов, хруста костей и звука разорванных сухожилий. Это был топот, многозначительный, громкий и очень знакомый. Бежал словно сам ангел мщения, своей осторожной, но грозной походкой. Грохот. Один, за ним второй, пятый, двенадцатый. Один шум порождал другой, они множились и постоянно перемещались. Какие-то звуки давались с облегчающим блаженством, какие-то разрывали уши, заставляя стонать и плакать, скрючившись на полу в защитной позе. Ангел мщения ступал по земле грешников, с ним шла целая артель воителей. Они перекликались друг с другом знакомыми словами и голосами. Томас поднялся на ноги. Голой грудью он ощущал поток прохладного воздуха и нашел его источник, — он исходил от закрытой двери, об которую Том ударился, пытаясь подойти к ней вплотную.
— Лия, я здесь! — Томас начал кричать в импровизированное окно, надеясь, что лабиринт коридоров сможет донести его слабый, но переполненный отчаяния зов. — Лия!
Открыв рот шире, юноша захотел вложить все свои силы на новый, мощный и последний крик, чтобы быть точно уверенным в его успехе. Но его рот закрыли против воли. Тяжёлая рука обхватила рот Томаса, оставив только небольшую щель для воздуха, вторая рука садиста вцепилась в шею юноши, сжимая глотку.
— Никто тебя здесь не найдёт.
Глава 14
Лик врага
Лия стремительно пробиралась по сильно освященным подвальным помещениям. Они отличались от тех, в которых она привыкла находится, будучи в бункере. Они были более чистыми и светлыми, из стен не торчали старые провода и куски арматур. Она была свободной; она была на своей территории. Даже несмотря на то, что ей пришлось впервые оказалась в этом месте, она перемещалась проворно, параллельно выискивая глазами неугодных ей людей, что решились встать на пути. Огромный лабиринт всё никак не заканчивался. Лия успела пропустить мимо себя несколько развилок и дверей, но она чувствовала, что идёт в правильном направлении, так же как было и в Граунд-Хилле: она следовала за странной незримой нитью.
Следом за девушкой шла оставшаяся часть отряда. Они были менее возбуждены ситуацией, в которой оказались. Как никак они боялись того, что ступили на территории противника, о котором ничего не знали. Их продвижение отличалось скоростью и осторожностью, они по несколько раз проверяли каждую комнату и поворот, перед тем как продолжить путь. Они прислушивались ко всем звукам, параллельно пытались не совершить ошибку, которая могла стать роковой. Нейт был зол на Лию, — она убежала вперёд и бросила свой отряд. Её действия разворошили весь улей, который медленно стекался туда, откуда было больше шума.
Лию не устраивала стратегия темнокожего мужчины. Её злило решение Нейта и всех остальных. Для неё каждая секунда, что она бегает по коридору, давалась тяжело. Каждая эта секунда может стать последней для Томаса. По общим подсчётам, она насчитала пятерых убитых со своей стороны, ещё около десяти выстрелов звучали со стороны союзных бойцов. Она убивала тех, кому просто не повезло оказаться у неё на пути, и тех, кто решил испытать удачу в бою с ней.
— Томас! — кричала Лия.
Иногда случались моменты, когда она останавливалась на месте, пытаясь прислушаться к окружающим звукам или к своей интуиции. Даже в такие короткие моменты спокойствия, она продолжала нести смерть. Кому-то доставались выстрелы в упор, кто-то получал несовместимые с жизнью удары ножом. Даже лишённое большей части лезвия оружие ближнего боя продолжало нести гнев девушки.
Лия мчалась дальше по коридору, надеясь, что она не опоздает, что она идёт в правильном направлении. Она проклянёт всю группу, если окажется, что из-за их нерасторопности Томас не вернётся домой живым. Она не побоится высказать им всё, и, продемонстрировать им свою злобу. Созданный ею хаос был её собственным прикрытием и минным полем. Она шумела вместе со всеми, особенно с теми, кто в панике брался за оружие для самозащиты. Свободный быстрый топот служил ей приманкой и маскировкой для незадачливых солдат, когда те думали, что рядом с ними их товарищ. Они спокойно выходили на неё, но вместо встречи друга встречали смерть. Больше всего этих людей манили выстрелы из дальней части лабиринта со стороны одного из входов в подземные тоннели техобслуживания рынка. Члены «Кодар» верили, что именно там и есть противник. Лучшей приманки Лия и не могла ожидать.
Мельком Лия заглядывала в открытые комнаты, надеясь увидеть Томаса или что-то, что могло принадлежать ему. Она думала, что давно могла легко пропустить нужную комнату, но слабо верила в это. «Чтоб ты сдох, Нейт» — бормотала про себя девушка. Она всем сердцем возненавидела этого человека за его глупые приказы, за его нелепый план и за то, что именно из-за него Том уговорил Лию повиноваться. Ведь она забила тревогу и начала волноваться о нём именно тогда, когда пришла четвёртой к месту сбора и не нашла там Томаса, который должен был прийти одним из первых, поскольку первым и вышел из машины.