Томас выпрыгнул из машины первым. Он впервые вышел во время движения и с трудом удержался на обеих ногах, чтобы не упасть. Лия начале идти следом за ним, но её остановил Нейт, крепко взявшись за её руку.

— Жди! Через метров десять выйдешь. — Нейт смотрел на улицу, выискивая нужные ему ориентиры. Высмотрев подходящее место, он жестом показал Лии, что та может также выступать.

Том наблюдал за всей картиной из-за угла. Недавний разговор о Лии его так смутил, что он не мог успокоиться, пока не увидел, что с девушкой всё в порядке. Когда она спрыгнула на землю, то быстро осмотрелась. Она продолжительно посмотрела в сторону, куда должен был войти Томас и направилась по своему пути. Юноша облегчённо вздохнул, хоть был и поздний вечер, света было уже недостаточно, чтобы Лия смогла увидеть прятавшегося Тома.

Юноша проходил по засоренным узким коридорам рынка. Он видел, как сильно отличается местная территория от того, что было в Граунд-Хилле, где все постройки были сделаны небрежно и на скорую руку. Местные строения выделялись грациозной архитектурой, её плоские и обшарпанные стены давили на разум больше, чем привычные стены подземного бункера. Хоть в убежище проходы были у́же в два — а то и три — раза, то на рынке для Томаса они казались более узкими.

Окна бывших магазинов и забегаловок были или разбиты, или завешены различными бумагами, кусками картона или тканью, некоторые и вовсе были закрашены в чёрный цвет. «Насколько долго люди смогли прожить в этих стенах?» — спрашивал себя Томас, уделяя достаточно времени на то, чтобы осматриваться по сторонам. Юношу остановила одна мысль, которая врезалась ему в голову так же быстро, как и происходили выстрелы из огнестрельного ружья. Он осознал то, что в очередной операции хромал инструктаж. Сколько времени дано пройти до центра рынка? Сколько будут ждать остальные? Томас выругался про себя. Он сделал это с облегчением, зная, что рядом не было Лии, которая легко бы начала интересоваться непонятным для неё словом. А может она и знала его; она могла его услышать среди своих подруг и матерей, или вообще от жителей Граунд-Хилла.

Томас перебирался через плотные залежи мусора, которые сладко напоминали о жизни до бункера, о тех днях в мрачных стенах детского приюта, о которых сейчас можно только тосковать. Кругом лежали пакеты и коробки из-под еды, иссохшие от времени, остатки пищи и пыль с грязью и песком. Где-то даже наблюдались скелеты одомашненных животных и птиц, которые искали себе дом и еду. Дальше по пути на стенах начали появляться граффити с рисунками и надписями. Некоторые из них являлись воспеваниями о том, что на человечество грянуло возмездие. Кто-то проклинал затейщиков ужасной войны и дальнейшего вымирания всей человеческой расы.

На одни рисунки и надписи наносились другие, более новые. Там были записаны имена и профессии тех, кто хотел бы жить вечно, хоть даже в виде надписи на стене. Джеймс парикмахер. Эрик водитель. Том учитель. Последнее имя далось Томасу тяжело, он сравнил себя с тем Томом, который скорее всего погиб. Томас в своём роде тоже был учителем, по крайней мере таким он был для Лии и некоторых детей. Такие похожие имена, такие одинаковые судьбы. Томас уже не хотел, чтобы его называли Томом. Он не хотел, чтобы его называли именем мертвеца и решил внести свою долю на стену забытых. Юноша огляделся под собою и решил взять кусок обугленной древесины, как карандаш для своего послания.

«Томас». Он остановился. Кто он сам для себя? Учитель? Нет, он учитель для небольшого количества людей. Друг? Друзья есть у всех. Солдат? Нет, сейчас каждый сам себе солдат. Томас такой же, как и любой другой человек в этом ужасном мире, он имел со всеми одну судьбу и одни обязанности. Он ничем не выделяется от всех, кроме того, что он единственный знает о мёртвых на стене. Единственное послание, что Томас оставил на стене мертвецов, это несколько простых слов — «Томас, что будет помнить». От этих тяжёлых мыслей, что столько людей погибло, и столько же будет забыто, невольно начала кружиться голова.

Дальше, по дороге к центру, коридор между домами заграждала огромная гора мусора, на которую Томас смог залезть без проблем, но спускаясь он оступился и скатился кубарем, вызвав собою много громкого шума.

Вскочив на ноги после оплошности, Том забежал за ближайший угол, за которым спрятался и стал выжидать. Ему показалось, что прямо сейчас начнётся бой с противником, который понял, что на его территории есть нарушитель. Томас стал ждать любого звука или действия, он был готов к тому, что на него высунется противник совершенно из любого участка. Приходилось обдумывать всё быстро, нарастала паника, Том задыхался на ровном месте. Он представлял, что враг может высунуться даже из горы мусора, будто он и был этой горой мусора. Он представлял, что вот-вот выйдет противник и… Томас застыл. Даже воздух застрял в лёгких. Что он сделает с врагом? Что он сделает с человеком? Будь там витумы, он смог бы выстрелить без промедления, но не в человека. Если одни глупы и примитивны на подобии животных, и тем самым отдаляют от себя привычное человеку сострадание, то сам человек умён, он творец мира и его правитель. Посмотрев в лицо любого человека, ты поймёшь, что ты такой же, как и он. Человек — хозяин и страж всего мира, но Томас может быть и хуже любого другого. Его противник может оказаться блестящим учёным, что работает над восстановлением цивилизации. А Том такой же человек, как и многие другие. Глупый, никчёмный, бесполезный.

Томас думал обо всём, он уже приготовился к тому, что на него нападут в самый неудобный момент, но ничего не произошло. В нескольких метрах пролетел полиэтиленовый пакет, что с порывом ветра взобрался на гору мусора и скрылся за ней. Томас вышел из-за угла и направился дальше по проходу. Мысли забрали все его силы, и он уже не мог осторожно обходить шумные алюминиевые банки и осколки стекла. Он брёл дальше, не обращая внимание на окружение, как лунатик в своих сонных оковах. Том начал пинать мусор. Издаваемый им шум стал настолько привычным и монотонным, что Томас не смог заметить того, как оказался на дороге не один. Ружьё юноши резко вздёрнулось вверх, мутными мыслями ему показалось, что оружие вырывает сильный порыв ветра, который резко прошелся по замусоренному коридору зданий. Но у ветра нет рук, однако чья-то рука все же тянулась из-за спины Томаса. Юноша обернулся. Он смог поймать долю секунды, чтобы разглядеть находящегося позади него человека в чёрной облегающей броне. этот солдат заносил кулак для удара в висок Тома.

Удара будто бы и не последовало. Том привык, что каждый удар нёс за собой волну боли, что разрывали место удара на части. Слабой она была или нет, эта боль всегда присутствовала, но не сейчас. Вокруг юноши царствовала тьма, он словно лежал на своей койке перед тем, как проснуться. Его глаза были закрыты, он явственно ощущал это, но никак не мог открыть их, даже после нескольких попыток. Чем сильнее он пытался сделать это, тем яснее становилось ощущение боли в правой стороне лица. Что-то случилось с ним, боль не могла прийти просто так, но Томас не мог вспомнить причину её появления.

Пытаясь хоть как-то пошевелиться, он ощутил себя в крепкой хватке, которая мешала ему в любых попытках произвести хоть малейшее движение. «Лия! Кто-нибудь!» — кричал он закрытым ртом. Даже такое простое движение было неподвластно ему, а все выходящие слова покидали разум в виде тяжёлого выдоха. Плечом он почувствовал чьё-то прикосновение, грубое, враждебное. Послышались странные звуки, разносившиеся словно за толстой стеной, но в то же время близко на расстоянии вытянутой руки. Они были неразборчивы, сложны в своей структуре и накладывались друг на друга, создавая скорее писк, нежели предложения и слова. Пытаясь разобрать звуки и понять их, сознание Томаса начало создавать голос Лии, добавляя ему расшифровку самих слов. «Лежи, лежи» — говорил привычный, нежный голос девушки, что уже не первый раз оберегает юношу.

— Подъём, просыпайся! — прозвучал резкий, грубый и хриплый голос человека, которого Томас не смог узнать.

Сразу после оглушительного крика, Томас ощутил, как его окотили водой с головы до ног. Холодная и чистая, она имела даже специфический запах, который говорил о том, насколько сильно она никем не использовалась. Это было неожиданно, быстро, полезно. Томас бы многое отдал за то, чтобы помыться в чистой воде, а не загрязнять себя ещё сильнее той, к которой привык в стенах бункера. Он уже было хотел открыть рот, чтобы поблагодарить своих похитителей, но ощущая, как вода стекала по его коже, охлаждая тело, посчитал это неэтичным.

— Проснулся? Говори теперь, кто ты такой, каким образом сюда попал и откуда? — Второй незнакомый голос приблизился к Томасу. Человек положил свою руку на голову юноши, которая были прикрыта холщовым мешком.

— Мы с вами враги, поэтому я ничего вам не скажу. — Томас сам от себя не ожидал, что будет спокоен во время похищения. Головная боль, о которой он думал, когда находился без сознания, начала царствовать там, куда, по всей вероятности, нанесли удар кулаком.

— Отвечаешь? Если мы тебе вырвем пару ногтей, то ты будешь петь такие серенады, что у нас уши завянут. — Солдат отклонился от Томаса и попытался шепотом задать своему товарищу вопрос, но сделал это недостаточно тихо, из-за чего Томас всё расслышал. — У нас недавно были вооруженные стычки с другими людьми?

— Да, пять дней назад мы убили четырёх людей. Хотели ещё взять с собой косой и ржавый БТР, но потеряли в ходе перестрелки одного нашего. Ещё на протяжении пары дней шугали остальных, но тут без потерь. — Второй солдат не пытался спрятаться за шепотом, он говорил с умеренной громкостью, не опасаясь, что выдаст противнику лишнюю информацию.

Томаса никак не волновало происходящее. Он даже почему-то радовался тому, что с ним случилось. Хотя вся ситуация была настроена против него, он не знал куда попал, и, тем более, смогут ли его вызволить друзья. Он оказался в цепких лапах врага, что убил уже ни одного человека. Томас в любую секунду мог пополнить ряды погибших, навсегда попрощаться с Лией и остальными.