– Пепельница, – буркнул себе под нос Виктор и рассмеялся от собственной шутки.

Кто-то с соседнего столика приложил палец к губам и зашипел, призывая к тишине.

А девушка наконец вышла на свет, где ее и удалось разглядеть поближе. Фигурой она походила на широкую в кости человеческую женщину, но формы были приятные, округлые. Облегающее черное платье с откровенным вырезом приятно приподнимало и без того крупную грудь, которую украшал сверкающий золотой медальон. Лицом она вряд ли могла заинтересовать человеческих мужчин, но по меркам пепельников, видимо, она была очень красивой.

Приоткрыв свой зубастый рот, она начала петь, а музыканты сопроводили ее низкий бархатистый и даже чуть рычащий голос фоновой трелью. И пока серокожая девица исполняла свой номер, никто не посмел сказать и слова. Зато когда она выдавила из себя последнюю ноту, вся таверна словно взорвалась: аплодисменты и овации летели со всех сторон. Даже Йормлинг, оторвавшись от разглядывания стены, пару раз хлопнул в ладоши. А Грокотух, во время песни справившийся со своей едой, встал и сказал:

– Ну, друзья, в путь.

Виктор кивнул и с неохотой поднялся со стула. Нахмурив брови, он спросил:

– А как же деньги? Кто заплатит за обед?

– Не волноваться. Меня тут все знать. Я привозить в эту таверну кое-какие товары со всего света, а за это они мне давать некоторые привилегии. Собственно, почему мы еще стоять? Идти, идти!

Караванщик буквально выпихнул своих спутников из таверны. Не забирая лошадей, Грокотух повел Виктора в центр площади – прямо в сторону красивого готического храма. Когда до великолепной лестницы, ведущей к центральному входу в собор, оставалось всего несколько шагов, Йормлинг остановился и присел на одно колено. Наемник опустил голову, прикрыл глаза и что-то зашептал.

– Что он делает? – спросил Виктор.

– Читать молитву, – ответил Грокотух так, чтобы «Орел» его не услышал. – Дело в том, что раньше он быть в составе Авельонского инквизиторского ордена, но за какие-то нехорошие проступки его оттуда изгнать. А вера оставаться. Вот он все ждать и надеяться, что однажды его принять обратно. А пока что работать наемником.

– Печальная история…

Йормлинг закончил с молитвами и первым пошел по резным ступеням. Идущий следом за ним караванщик приобнимал Виктора за плечи, попутно рассказывая о местной церкви:

– Я, конечно, не веровать в человеческих богов, но уважать их. К тому же я знать здесь много хороших людей, которые часто помогать мне, а я помогать им. Сказать, тот знакомый, к которому мы тебя вести, один из лучших друзей Йормлинга. Отличный человек, отличный…

– А что с богами-то? Я пару раз слышал от наемников, как они упоминали какую-то Небесную квинту. Что это?

– Квинта – это пятибожие. Пять самых-самых главных богов. Хотя их гораздо больше, около тридцати. Тебе не надо их запоминать всех, ведь они всегда упоминаться как единое целое. И лучше тебе об этом спросить… нет, Йормлинга оставлять в покое. Он и так немного не в себе.

Виктор согласился и до самого конца подъема не произнес ни звука. Но, поднявшись, не смог сдержаться и все-таки ахнул – красота этого храма оказалась просто неописуемой. Все стены были рельефными, повсюду вырезаны сцены из священных писаний или иных важных для местного человечества историй. Усеянный увядшими розами серый ковер, явно что-то символизирующий, буквально заставлял идти вперед, склоняя голову, что все трое и сделали. И лишь пройдя через массивные ворота, подняли взоры.

Главная зала собора оказалась классической для подобного здания. По всему ее периметру вдоль протяженной дорожки параллельно друг другу стояли сотни длинных лавочек. А сама дорожка оканчивалась сценой для певческого хора, который сейчас отсутствовал. Собственно, вокруг не было совсем никого, и лишь спустя несколько минут словно из ниоткуда появился молодой парень в золотистой сутане. Подойдя к гостям, он низко поклонился и спросил:

– Здравствуйте. С какой целью вы к нам? Исповедь уже прошла, но если вы хотите, то…

– Нет-нет-нет, – замахал Грокотух. – Нам нужен Клод Люций.