– Я думал, что «синяя птица» у меня в руках! Но это чувство утрачивалось иногда даже в Мышкине. Зал замирал только тогда, когда я был погружен в суть, но знал, что играю, позволяя себе даже развлекаться. Знаете это двойственное состояние?

– Такую власть над залом вы чувствуете, когда сейчас играете своего Головлева?

– Мы сыграли около 30 спектаклей, я почувствовал эту власть только в трех.

– Раз вы знаете секрет «погружения в суть», то почему же утрачивается эта власть?

– Очень трудно удержать. Очень тонко и трудно культивируется это состояние.

– Иннокентий Михайлович, у вас есть какие-нибудь свои секреты перед спектаклем?

– Молчать. Быть одному. Скучное времяпрепровождение. Лежать. Расслабиться. Внутреннее очищение организма.

– А какие-нибудь допинги: чай или кофе, например?

– Нет. Немного кофе – тогда лучше работает сердце. Когда играл Мышкина, приносил с собой на спектакль огромный термос горячего молока. Оно в термосе устаивалось – очень вкусно!

– Устаете после спектакля?

– После Мышкина очень уставал… Но там много сил уходило на сдерживание чувств. До трясучки в руках. После спектакля долго приходил в себя.

– А сейчас?

– Сейчас я устаю от другого. В «Иванове», например, усталость от трудного рисунка роли, там нужно собой заполнять огромное пространство; в спектакле, мне кажется, неправильно выстроены взаимоотношения персонажей… А в «Чайке» совсем не устаю. Сейчас после спектакля я часто иду домой пешком, а после Мышкина меня ждала огромная толпа зрителей, но на них уже совсем не было сил. Меня почти тайно отвозили на машине. А сейчас после спектакля две-три девочки – и все.

– Почему?

– Я думаю, что тогда подкупала новизна открытия, новизна появления неизвестного актера. И потом, после войны, после разрухи и голода людей очень интересовал быт, а я в конце 1950-х пришел и сказал: «Дух!» – И они откликнулись.

Понятие «интеллектуальный актер» и «интеллектуальное кино» у нас стало определяться в конце 1950-х годов. Интеллект не только как средство познания жизни, а как принцип бытия, духовная сила бытия, главная идея. От духовного состояния – к духовному сознанию. Искусство стало искать новые формы воплощения, чтобы отразить эти поиски общества.

Фильм М.И. Ромма «Девять дней одного года» был одним из первых, где были отображены поиски в перестройке нашего сознания. В фильме анализировалось возникновение качественно нового типа на экране – интеллектуального героя.

Я помню, как в 1961 году мы, первокурсники Щукинского театрального училища, подрабатывали на съемках – снимались в массовых сценах этого фильма. Я издалека смотрела на то, как бережно работает Михаил Ильич Ромм с актерами, и тихо завидовала Татьяне Лавровой, что она снимается с такими замечательными актерами – Иннокентием Михайловичем Смоктуновским и Алексеем Владимировичем Баталовым.

Поражалась их легкости, свободе, интеллигентности. Глядела, как они что-то со смехом обсуждают с режиссером, и думала: так общаться между собой могут только люди добрые, независимые и талантливые. Моя любовь и симпатия ко всем троим были столь велики, что когда по ходу эпизода мы стайкой студентов влетали в «квартиру» Гусева, у меня не сходила широкая, от всего сердца, улыбка. Наверное, из-за этой улыбки М.И. Ромм в следующем дубле вытащил меня на передний план нашей небольшой компании.

Потом, после выхода фильма на экран, мы были влюблены в Куликова Смоктуновского, смотрели фильмы по нескольку раз и искали таких людей в жизни…