Вряд ли по подобным описаниям можно представить себе портретные черты или характер того или иного человека. И вряд ли в этом эпизоде мать хорошо понимала свою дочь. (Наташа и сама это заметила: «Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял…».) В данном случае Наташа пыталась через слова выразить ощущения, вызываемые у неё восприятием внешности и характера этих людей.

Конечно, здесь решающую роль играет тот факт, что далеко не каждый человек подобно Наташе Ростовой тщательно «прислушивается» к возникающим ощущениям; обычно всю их совокупность воспринимают как что-то одно, как какое-то обобщённое воздействие. Да и не так-то просто на сознательном уровне выделить среди этого «одного» хотя бы некоторые конкретные ощущения.

Тем не менее, можно с уверенностью сказать, что любая информация в сознании человека – это «набор» чего-то сладковатого, горьковатого, бархатного, синевато-красноватого, угловатого, плоского, скользкого, и ещё бесчисленного количества ощущений, которые воспринимаются сознанием как что-то одно целое. Конечно, приведённые определения ощущений («сладковатое», «горьковатое» и т.д.) даны лишь для примера, и их нельзя понимать буквально. Для большинства ощущений даже приблизительных определений не придумано. Да и все они в совокупности, как уже было отмечено, чаще всего воспринимаются как какое-то одно общее ощущение. Например, белый цвет воспринимается как что-то однотонное, хотя содержит в своём составе абсолютно все цвета, которые воспринимаются зрением.

***

Можно рассмотреть такой пример. Представьте себе, что художник нарисовал шарж на знакомого вам человека. Вы его легко опознаете, несмотря на полное отсутствие «механического» сходства. Вообще, вариантов шаржей на одного и того же человека может быть бесчисленное множество, все эти шаржи могут быть совершенно не похожими друг на друга, но тем не менее каждый из них будет однозначно идентифицировать один и тот же объект. В шарже художник располагает линии, точки, штрихи и т.д. таким образом, что все они в совокупности вызывают такой же букет ощущений, как и восприятие оригинала. Здесь мы снова сталкиваемся с фактом того, что совершенно разные по своей природе воздействия могут порождать одинаковые ощущения.

***

4

Итак, любая информация, воспринимаемая сознанием, представляет собой совокупность самых разных ощущений, и подавляющее большинство этих ощущений совершенно невозможно как-то охарактеризовать. Даже приблизительно.

Но ведь в любом случае все ощущения, воспринимаемые сознанием как информация-фигура, должны складываться в определённый образ не хаотично, а по каким-то правилам. Примерно так же, как краски на холсте, – если они нанесены хаотично, без всякого порядка, то это не картина; картиной они могут быть только в случае, когда каждый мазок на холсте имеет своё место, когда соблюдено множество условий сочетания красок в определённом порядке. Но если допустить, что ощущения в отличие от красок на картине «слеплены», беспорядочно, без всякой структуры, то само понятие «информация» теряет смысл. То есть, ясно, что ощущения группируются в одно целое по каким-то правилам. Но что же это за правила? Чёткого ответа на этот вопрос нет. Можно сделать лишь некоторые, чисто умозрительные предположения.

Сначала вспомним, как собираются различные изделия из деталей детского конструктора. Сначала берётся какая-то деталь, являющаяся основой для будущего изделия. Затем, методом проб и ошибок, к этой основе подбираются другие детали. При этом каждая деталь должна, во-первых, состыковываться с основой, а во-вторых, должна быть такой, чтобы к ней можно было прикрепить другие детали. Причём, эти другие детали должны быть не произвольной конфигурации, а такой, чтобы в последующем они являлись составной частью изделия. И так, последовательно прикрепляя нужные детали друг к другу, получаем ту или иную целостную конструкцию. И что особенно важно – из одного и того же (очень ограниченного!) набора деталей можно собирать самые различные изделия: автомобиль, паровоз, самолёт, подъёмный кран и т.д. А если бы эти детали могли хоть немного менять свою конфигурацию, сколько новых изделий можно было бы собрать!

Можно предположить, что и ощущения группируются в образ по такому же принципу. То есть смысловой образ состоит из ощущений, которые каким-то образом «стыкуются» друг с другом. Конечно, слово «стыкуются» здесь нельзя понимать буквально, как для деталей конструктора. Скорее, тут можно говорить о «непротиворечивости» ощущений, составляющих образ. Так, комплекс ощущений, характеризуемых словами «тёплый взгляд», не может содержать ощущение чего-то «холодного» или «колючего». А «кислая мина» не может содержать ощущения сладости, весёлости, уверенности, гордости и т.д. Другими словами, ощущения, составляющие образ, не должны противоречить друг другу.

Но это, естественно, не всё. Если две или более деталей конструктора хорошо состыковались между собой (то есть они «не противоречат» друг другу), то это вовсе не означает, что они образовали что-то законченное. Это может быть какая-то другая деталь для более сложного изделия, а может и совсем ни на что не похожая и ни к чему не приспособляемая загогулина. В то же время, иногда полученная незавершённая конструкция воспринимается как что-то законченное (какая-нибудь разновидность тележки, бронетранспортёра или неизвестного животного). Так что же служит для сознания критерием законченности-незаконченности полученного изделия?

Мы уже рассматривали вопрос о том, что сознание воспринимает информацию как фигуру и фон. И, в частности, отмечали, что информация может восприниматься как фигура (образ) только в том случае, если она предполагает какой-то фон («информационное продолжение»). Если фон к информации не задан явным образом, то сознание само «приделывает» к фигуре наиболее подходящую (по «мнению» сознания) фоновую информацию.

Именно этот критерий – возможность «приделывания» к какой-либо информации сопутствующего фона – и лежит в основе отличия законченности образа от «незаконченности» (фигуры от «не фигуры»). Действительно, если из деталей конструктора получилось что-то такое, что можно представить себе катящимся по дороге, то это обычно воспринимается как разновидность тележки или автомобиля. А то, что имеет обтекаемые формы и симметрично расположенные крылья (то есть то, что для человеческого сознания естественно представить летящим по воздуху) можно считать самолётом или птицей.

Вообще-то, при конструировании делается несколько иначе. Сначала задаётся фон, а уж потом «под него» делается фигура. То есть, сначала человек решает, что же именно надо сделать, – самолёт, тележку, автомобиль, – а уж потом пытается подобрать детали таким образом, чтобы получилось задуманное (то есть, пытается сделать фигуру, вписывающуюся в заранее определённый фон). Собственно, и в процессе мышления происходит то же самое: создаваемые образы «встраиваются» в имеющийся фон (то есть, в имеющуюся в сознании структуру различных представлений), и если произошла успешная «стыковка», – значит, получился законченный образ.

В любом случае, если совокупность ощущений вписывается в какой-то фон, то она воспринимается сознанием как законченный образ (информация-фигура). Если нет, – значит, это что-то непонятное. Можно образно сказать, что фон – это именно та основа конструкции, к которой пристыковываются детали-ощущения.

Обратим внимание: даже самый фантастический образ, созданный воображением, воспринимается сознанием как информация лишь потому, что он «стыкуется» с какой-то уже имеющейся в памяти структурой представлений. Проще говоря, он обязательно должен быть похожим на что-то уже познанное. В качестве примера можно вспомнить персонажей сказок или любое инопланетное существо из многочисленных фантастических фильмов. Подобных существ в реальной жизни нигде не встретишь, их никто не видел, однако они воспринимаются как вполне законченный образ. И всё потому, что сознание может «приделать» к ним определённый фон, то есть «вписать» эти образы в определённую структуру представлений (да и действуют они в знакомых для нашего сознания условиях).

Другими словами, любой фантастический образ является всего лишь модификацией уже знакомых сознанию образов (инопланетяне – те же люди, только каким-либо образом «модифицированные»; то же относится и к животным, и к строениям и ко всему вообще), тех образов, для которых в сознании уже имеется определённый фон. И хотя сознание может в широчайших пределах видоизменять различные образы, и даже использовать их как фон для создания других образов, оно не способно воспринять совершенно незнакомый образ. То есть, любая вновь воспринимаемая информация должна иметь какие-то аналоги в общем мировоззрении человека (или, как уже говорилось, она должна вписываться в какую-либо имеющуюся в сознании структуру представлений).

И снова вспомним, что у разных людей может быть разный внутренний фон (который, как мы знаем из предыдущей главы, является частью общего фона). По этой причине одна и та же совокупность ощущений для кого-то может представлять собой законченный образ, а для кого-то – нет. Если какой-нибудь папуас, никогда не видевший цивилизации, случайно соберёт из деталей конструктора подъёмный кран, то вряд ли он воспримет это как что-то законченное. Его сознание не сумеет «приделать» подходящего фона (или, как мы говорили выше, «информационного продолжения») для такого образа. А если он и усмотрит здесь что-то завершённое, то это будет вовсе не подъёмный кран, а, например, разновидность страуса или жирафа. Для этих образов в его сознании подходящий фон имеется.

Проще говоря, чтобы воспринять комплекс ощущений как какую-то информацию, человек должен быть подготовлен к этому (в сознании должна быть уже выработана соответствующая структура ощущений). Только при таком условии сознание может воспринять совокупность ощущений как осмысленный образ. Именно об этом писал, в частности, Джебран Халиль Джебран: «Ни один человек ничего не может открыть вам, кроме того, что уже лежит в полудрёме на заре вашего знания». Впрочем, об этом писали многие в самой разной форме. Например, Блез Паскаль заметил: «Во мне, а не в писаниях Монтеня содержится всё, что я в них вычитываю». Или, другое его высказывание: «Случайные открытия совершают только подготовленные умы».