***

Но сейчас мы рассматривали только физические воздействия. А если человек просто воспроизведёт в своём сознании образ, скажем, яблока, то, очевидно, никаких вкусовых, слуховых, зрительных и прочих ощущений он испытывать не будет. Даже пословица есть для такого случая: «Сколько ни думай о сахаре, слаще от этого не станет».

А верно ли, что «слаще не станет»? Представьте себе, что вы кладёте в рот кусочек сахара. Представили? Действительно, слаще, вроде бы, не стало. Но какое-то едва заметное подобие сладости в сознании промелькнуло. А теперь представьте, что вы насыпали на язык щепотку соли и попробовали пососать её. И в этом случае нельзя сказать, что абсолютно ничего не чувствуется: какое-то мгновение ощущается подобие противного солёного вкуса, причём более чётко, чем в случае с сахаром. Можно представить также, что вы откусываете кусочек сочного яблока или дольку апельсина, – тоже кратковременно ощутите определённое подобие соответствующего вкуса.

Если поэкспериментировать достаточно долго, то можно заметить, что мысленные образы вызывают те же ощущения, что и реальные, только сила этих ощущений несравненно более слабая. Точнее, едва уловимая.

Снова вспомним рассмотренный нами в предыдущей главе вопрос о том, что восприятие любой информации, находящейся в зоне видимости сознания, самым радикальным образом зависит от другой информации, фоновой, находящейся здесь же. В данном случае, когда в сознании воспроизводится образ, например, яблока, то здесь же, в зоне видимости, находится информация и о том, что этот образ не реальный, а воображаемый. И эта информация для восприятия данного образа (информации-фигуры) является не чем иным, как одной из точек отсчёта, задающей соответствующую смысловую характеристику. И именно поэтому вкусовые ощущения, вызываемые образом, едва уловимые. Если какими-либо ухищрениями удалить из зоны видимости информацию о том, что образ не реальный, а воображаемый (то есть, если как-то «забыть» об этом), то его восприятие ничем не будет отличаться от реального.

Подобное явление можно наблюдать, например, во время сеанса гипноза, когда в зону видимости сознания загипнотизированного человека «лишняя» информация не попадает, а попадает только то, что говорит ему гипнотизёр. В таком случае пациент на всю воображаемую информацию реагирует как на реальную. Он может даже реально обжечься о холодный утюг лишь потому, что в его сознании есть информация, что этот утюг горячий, и никаких других точек отсчёта, противоречащих данному постулату, в зоне видимости не содержится.

Впрочем, и в обычном состоянии можно испытать вполне реальное воздействие воображаемых образов, если достаточно ловко заполнить зону видимости соответствующей информацией, а всю «ненужную» информацию (информацию о том, что в реальности этого нет) незаметно для сознания вытеснить из зоны видимости.

В качестве примера процитируем фрагмент одной из статей на эту тему: «Представьте себе, что перед нами на столе блюдечко с лимоном, розетка с сахарным песком, нож. Мысленно возьмите нож и отрежьте кусок лимона. Шепотом или про себя повторяйте: “У меня в левой руке лимон. Я вижу жёлтую шероховатую кожуру, приближаю к лимону нож, отрезаю верхушку… (Думайте именно об этом.) Нож врезался в кожуру, на ней проступает маслянистый, пахучий сок. Я чувствую запах лимона. Нож режет лимон. Текут из-под ножа капли сока. Верхушка отрезана. Режу снова. Обильнее течёт сок, блестит влажная поверхность среза… Я положил нож. Беру кружок лимона, – какой он сочный, душистый! Я обмакнул кружок лимона в розетку с сахарным песком, поднёс его ко рту. Прижимаю языком кисленький кусочек лимона к небу, выдавливаю сок. Какой он всё-таки кислый!”».

После прочтения этого никак не скажешь, что чувство кислоты во рту «едва уловимое». И реакция на подобное воздействие весьма реальная (наверняка во рту много слюны и даже скулы сводит от ощущения чего-то кислого). Но ведь образ лимона был только в нашем воображении. Организм реагировал на ощущения, вызываемые вовсе не каким-то реально существующим объектом, а именно мысленным образом, то есть чем-то таким, что сознание создало «самостоятельно», без всяких внешних воздействий. Просто автор этого текста сумел «нарисовать» воображаемую картину таким образом, что из зоны видимости как-то незаметно вытеснилась (по крайней мере, в значительной степени) информация о том, что этот образ не реальный, а воображаемый.

Но подобные ситуации, когда воображаемый объект действует почти как реальный, являются исключением, а не правилом. Для достижения такого эффекта, как уже было сказано, нужны определённого рода ухищрения. И это определяется тем простым фактом, что не так-то легко сознательно вытеснить из зоны видимости информацию о том, что воспринимаемый образ является лишь игрой воображения. (Причину этого мы разберём несколько ниже, когда будем рассматривать понятие «информация-предписание».) Поэтому в дальнейшем будем исходить из того, что ощущения от воображаемых объектов именно «едва уловимые», а не явные (по крайней мере, в обычных условиях, когда человек не вызывает подобные ощущения с помощью специальных упражнений аутотренинга или других ухищрений).

Рассмотренные выше примеры дают основание предположить, что, во-первых, любые информационные воздействия – как реальные, так и воображаемые – воспринимаются сознанием в виде комплекса ощущений (при этом воздействие реальных образов отличается от воображаемых только силой восприятия этих ощущений). А во-вторых, что вызываемые различными воздействиями ощущения могут содержать в своём составе что-то общее.

3

Выше мы разобрали пример, когда различные продукты питания, имеющие совершенно разный вкус, вызывают ощущение, характеризуемое общим словом «горько». Всё это было бы не так интересно, если бы это «вкусовое» ощущение вызывалось только продуктами питания. Но ведь широко распространено множество самых разных выражений, характеризующих вовсе не вкусовые ощущения, но использующих это слово. Например, «горькая правда», «горький опыт», «горечь разлуки». Что же, правда или разлука могут тоже вызывать вкусовые ощущения? Как-то не верится. А может, это просто исключение, и подобные выражения используются крайне редко?

Простой анализ разговорной речи показывает, что это не так. Давайте вспомним многочисленные словесные выражения, которые с формальной точки зрения вроде бы бессмысленны, но вовсе не воспринимаются сознанием как абсурд. «Тёплая встреча», «бархатный сезон», «холодный (тёплый, колючий, мягкий) взгляд», «кислая мина» (выражение лица), «сладкий голос», «острая (тупая, режущая) боль», «тоска зелёная», – если эти выражения понимать буквально, то они совершенно бессмысленны. Взгляд не имеет температуры и, следовательно, не может быть тёплым или холодным. Мимика не имеет вкусовых качеств, и бессмысленно говорить, кислая она или сладкая. И тоска тоже не может быть зелёной, так как она не имеет цвета. (Кстати, цвет тоже характеризуют не только «цветовыми» словами, – красный, зелёный, синий и т.д., – он может быть и тёплым, и холодным, и мягким, и даже ядовитым.) Более того, иногда используют и вовсе абсурдные характеристики различных понятий. Такие, как, например, «звенящая тишина». Тишина – это отсутствие звуков, и «звуковая» характеристика (наличие звона, то есть звука) вроде бы перечёркивает сам смысл этого слова. Тем не менее, подобные выражения никогда не вызывают неясностей.

При несложном анализе повседневной речи легко убедиться, что она просто изобилует «неправильными» характеристиками испытываемых ощущений. Вряд ли это явление случайно. Очевидно, в комплексе ощущений, вызываемых совершенно различными по своей природе воздействиями, могут присутствовать какие-то общие ощущения. Просто далеко не всегда они являются доминирующими, хотя для сознания вполне различимы. И именно по этой причине очень часто «вкусовые» характеристики применяют к таким понятиям, которые, вроде бы, никак не могут обозначать что-то вкусовое («горькая правда», «сладкая ложь»), а «температурные» – к тем, которые не могут обозначать температуру («тёплая встреча», «холодный взгляд», «горячие новости»). Да и вряд ли какое-либо конкретное ощущение правомерно называть «вкусовым», «температурным», «звуковым» и т.д. Просто эти ощущения в определённых ситуациях бывают доминирующими, поэтому для сознания является естественным увязывать их именно с этими ситуациями (когда они в самом прямом смысле характеризуют вкус, температуру, звук и т.д.). А вообще, любое ощущение конкретизируется лишь в составе других ощущений (в составе того или иного фона). Точно так же какая-то конкретная краска на картине может входить в состав изображения самых разных объектов – моря, яблока, дерева, птицы и т.д. И нет смысла говорить, например, что такая-то краска «яблочная» (для изображения яблока), а такая-то – «птичья» (для изображения птицы).

Если «прислушаться» к ощущениям, вызываемым самой разной воспринимаемой информацией, то можно обнаружить, что они могут быть самыми неожиданными и даже в определённом смысле неуместными для данного воздействия.

***

В качестве примера можно рассмотреть такие распространённые и привычные для нашего слуха выражения, как «быстротечность времени», «время летит», или, как в песне, «… а годы летят, наши годы как птицы летят». Если попробовать воспринять подобные выражения буквально, то сталкиваемся с полной бессмыслицей: понятия «быстро-медленно» характеризуют степень изменения какого-то процесса в единицу времени. Но ведь время не может меняться во времени. Не может пройти два часа за час. Но сознание выделяет смысл этих «бессмысленных» выражений (например, такой: слишком мало удалось сделать за рассматриваемый период), и никаких неясностей в данном случае не возникает. Просто, говоря о «быстротечности» времени, человек тем самым характеризует испытываемые ощущения, а не свойства времени как таковые.

***

Естественно, что одни и те же воздействия для разных людей могут вызывать различные ощущения, ведь, как уже неоднократно отмечалось, у каждого человека может быть свой «внутренний» фон, который радикально влияет на восприятие той или иной информации. И бывают случаи, когда ощущения, ясно воспринимаемые одним человеком, для другого являются совершенно «невидимыми» и даже странными. Так, например, Наташа Ростова в «Войне и мире» в разговоре со своей матерью характеризовала своё восприятие Бориса Друбецкого словами: «…он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете? …Узкий, знаете, серый, светлый…». А Пьер Безухов в её восприятии был таким: «Безухов – тот синий, тёмно-синий с красным, и он четырёхугольный».