Книги

Императрица Ольга

22
18
20
22
24
26
28
30

– Значит так, – обратился мой мучитель к надзирательницам, – поместите эту женщину в больничку. Палата одиночная. Режим щадящий. Питание улучшенное. Посещений не допускать. Исключения только для доктора, для меня и для Сергея Васильевича. Выполняйте!

После этих слов надзирательницы взяли меня под белы руки и повели в больничку. А я чувствовала себя так, будто только что умерла и сразу родилась заново. И эта только что родившаяся женщина по имени Дора Бриллиант, которой скоро предстоит стать матерью, мне еще не знакома…

* * *

11 июля 1904 года, утро. Ляодунский полуостров, порт Дальний.

Великий князь Михаил Александрович.

Разумеется, адмирал Макаров с пониманием отнесся к моей просьбе выделить быстроходный крейсер для путешествия в Дальний. Но по здравому размышлению я решил, что не стоит гнать лошадей (то есть выделенный мне «Новик») на всех парах в пункт назначения. Можно не насиловать кочегаров и машины, а двигаться прогулочной, то есть экономической, скоростью, и все равно успеть вовремя. Александру Владимировичу (Новикову) необходимо перебросить во Владивосток и погрузить в эшелоны всю свою бригаду, а в моем распоряжении всего-то двадцать пять бойцов. И литерный поезд, который мне выделяет Наместник Алексеев, составит лишь несколько вагонов, а значит, его скорость на маршруте будет выше и он домчит из Дальнего в Харбин быстрее. Достаточно отбыть с форой в двенадцать часов относительно отправки бригады из Владивостока – и можно рассчитывать быть в Харбине с опережением в два-три часа перед прибытием первого эшелона бригады полковника Новикова.

Мощь машин и скорость могли понадобиться «Новику» только в том гипотетическом случае, если бы нас попытались перехватить корабли одной из европейских держав – вот тогда самый быстрый из малых крейсеров на Тихом океане с легкостью ушел бы от погони. Господин Одинцов после того случая с эскадрой адмирала Ноэля относится к подобным вопросам с параноидальной подозрительностью. Мол, враг под каждым кустом, и он не дремлет, и это несмотря на то, что японский флот изничтожен целиком, английская эскадра в этих водах тоже аннулирована, а немцы изображают, что с ними у нас дружба-фройдшафт… Но Павел Павлович говорит, что лучше перебдеть, чем недобдеть, а те, что понадеялись на русский «авось», давно на дне рыб кормят. Правда, авось не авось, а ни одного подозрительного дыма на горизонте во время плавания из залива Асо в Дальний мы так и не увидели; погода также стояла вполне приемлемая, так что за двое суток хода мы преодолели потребное для этого расстояние и достигли нашей цели.

Во время этого плавания я, сугубо сухопутный человек, сошелся на довольно короткой ноге с капитаном второго ранга Михаилом[12] Федоровичем Шульцем, который принял героический «Новик» после того, как его прежнего командира перевели на «Баян». Михаил Федорович, рассказывал мне о том, как тут было, пока не подошел отряд кораблей из будущего, и как они тут воевали – «Новик» и миноносцы против всего японского флота. Рассказывал он и о рейде русского флота к корейскому порту Цинампо[13] и учиненном там кровавом побоище (когда море из-за плавающих на поверхности японских покойников напоминало суп с клецками), а также о том, что бывает, когда взрывается транспорт, под завязку набитый взрывчаткой. В этом рейде Шульц участвовал лично, причем еще до того, как был переведен на «Новик». Потом к нашей компании присоединился капитан Рагуленко, который тоже оказался неплохим рассказчиком. О своем мире он почти не рассказывал, зато мы узнали много подробностей крейсерства их отряда из центра Тихого океана до самого Порт-Артура.

Моряки – они армейских уважают немногим более, чем штатских, и у армейцев к мореманам это чувство взаимно; но вот такие, как полковник Новиков или капитан Слон (ой, простите, Рагуленко), вызывают уважение с обеих сторон. И на корабле они ведут себя как прирожденные моряки: ловко сбегают по трапам лицом вперед и не блюют, как погода становится чуть посвежее. И в то же время всем известна беззаветная храбрость морской пехоты, ее умение побеждать численно превосходящего противника, прекрасная выучка, ловкость и умение убить врага, а самому остаться в живых. Все дела, в которых успели поучаствовать эти земноводные войска, закончились победой к вящей славе России. Эта война закончена, но она не последняя в истории России, а значит. у морской пехоты впереди еще множество славных подвигов. Вот и капитан Рагуленко однажды тоже дослужится до генеральских чинов…

– Да что вы, Михаил Александрович, – замахал на меня руками герой этого рассказа, – Христос с вами! Мой потолок – это капитан (в крайнем случае, подполковник) по званию и командир батальона по должности. Полк я уже не потяну. Это Михаилу Федоровичу не избежать адмиральских орлов на плечах, а я уж как-нибудь обойдусь без подобной чести… Когда все устаканится, уволюсь в запас и устроюсь воспитывать юношество в правильном патриотическом духе. Чтобы оно не бомбистов-террористов героями считало, а тех, кто дрался под Тюреченом, штурмовал Фузан и высаживался на Цусиме… Ну а потом, когда начнется следующая война, я снова встану в строй, и кто бы ни оказался врагом России, он надолго запомнит капитана Слона…

Докурив в несколько затяжек папиросу, капитан Рагуленко метким щелчком отправил окурок в массивную бронзовую плевательницу[14]. И ведь сколько бы раз он ни проделывал этот фокус – еще ни разу не промахнулся.

– А так, Ваше Императорское Высочество, – продолжил он, – поверьте моему слову – главным врагом русской армии являются генералы, которые и после двадцати лет службы остались все теми же поручиками. Смотришь – пузо шире плеч, мундир шит золотом, ордена в два ряда до самого пупа, вид важный до невозможности; а внутри – пустота, и в этой пустоте, сидит все тот же поручик – все такой же маленький, как и двадцать лет назад. Ему бы геройски взвод или роту в штыковую водить за веру, царя и отечество, а не командовать корпусами и армиями. А вы, Михаил Федорович, не смейтесь – среди моряков, знаете ли, таких дутых адмиралов предостаточно. У каждого есть свой потолок, выше которого не прыгнешь, и неважно, сколько лет это персонаж протирал штаны на службе. Пустое место так и останется пустым местом, независимо от выплаванного ценза и выслуги лет. Правда, у вас, моряков, с этим проще, совсем уже полного идиота море само способно проглотить и не подавиться, не допустив таким образом до адмиральских чинов. Но ведь страшны не идиоты, страшны дослужившиеся до высоких чинов посредственности. И результат у них соответствующий: проигранные сражения, потопленные или тяжело поврежденные корабли, погибшие офицеры и матросы, которые своими жизнями заплатили за начальственную дурость. Так что тщательнее надо, Михаил Александрович, тщательнее, и чуть что, списывать таких деятелей с военного флота на флот торговый – кого капитаном прибрежного каботажника, а кого и капитаном дальнего плавания, в зависимости от компетенции…

Вот за такими разговорами о пользе всего хорошего против всего плохого мы и дошли до Дальнего. Что же касается капитана Рагуленко, то ни в какую отставку его отпускать не след. Не хочет человек расти в чинах сверх предела своей компетенции – и не надо. Должность батальонного командира в кадетском корпусе для него самое то, чтобы будущие офицеры с первых же шагов по службе имели перед собой образчик для подражания. А если учесть, что бригада полковника Новикова – это только первая ласточка в создании российских земноводных войск, то, может, стоит подумать о том, что будущих офицеров морской пехоты следует обучать в специальном морском стрелковом училище (к примеру, имени адмирала Ушакова), а будущих юнкеров для этого училища воспитывать в отдельном кадетском корпусе…

Впрочем, сейчас мне не до этих размышлений, ведь вон там, на берегу, аки голодный тигр в засаде, меня ожидает Наместник Дальнего Востока Алексеев. Не усидел в Порт-Артуре, примчался на встречу. Да и попробуй тут не примчись, если пришельцы с Эллиотов съехали, флот на Цусиму ушел, да так там и остался, ибо удобно оттуда грозить соседям; а вот Наместник Алексеев остался – причем, как бы ни при делах. Ни Макаров, ни Линевич, ни тем более Новиков с Одинцовым ни советов, ни разрешения у этого человека не спрашивают. И даже железнодорожные инженеры и топографы, по указанию князя Хилкова прибывшие размечать трассу новой дороги Мукден-Тюречен-Пхеньян-Сеул, на местное начальство поглядывают как на пустое место. Мол, у них приказ от самого государя, и они его выполняют. И я тоже могу не обратить на старика никакого внимания (ибо дело мое лежит в Питере), но я все же думаю, что от того, что я переговорю с этим человеком, ничего плохого не случится. Все же в течение всего времени, пока мы разбирались с Японией, со стороны господина Алексеева к нам был проявлен режим наибольшего благоприятствования, а посему за подобное стоило отплатить подобным, то есть остановиться на пару часов и уважить Наместника личной беседой. Чай, от меня не убудет.

Как и предполагалось, адмирал Алексеев встречал меня на причале. Пегая борода лопатой, насупленные седые брови, и вообще общий вид человека, испытывающего похмелье на чужом пиру. Тогда, в самом начале, когда японцы только собирались напасть на наш флот, этот человек предполагал, что он лично поведет в бой и флот, и армию, которые немедленно разгромят супостата и сделают его триумфатором. А получилось то, что получилось. Супостат разгромлен, но роль Наместника тут минимальна. И в пору неудач, и тогда, когда нашей армии и флоту сопутствовал успех, у руля событий находились совсем другие люди, а Наместник Дальнего Востока играл роль какого-то статиста, второстепенной фигуры, которая выходит и говорит, что «кушать подано».

Для начала я передал адмиралу Алексееву личное письмо Павла Павловича Одинцова, которое тот, не читая, сунул во внутренний карман мундира.

– Ну что, Михаил Александрович, – сказал он с некоторой обидой, – значит, все-таки уезжаете, оставляете старика одного…

– Ну какой же вы старик, Евгений Иванович, – ответил я, – в старики вам записываться рано, вы мужчина в самом расцвете сил, который немало еще послужит России. Часть войск мы отсюда, конечно, выведем, нечего им тут делать, ну так не в войсках же счастье? Дел тут у вас будет – начать и кончить, так что скучать окажется некогда. Одна прокладка железной дороги из Мукдена в Сеул и дальше до Фузана чего стоит. А программа переселения крестьян из малоземельных Центральных губерний на Дальний Восток? С Порт-Артуром и Дальним – признаю, с нашей стороны промашка вышла. Артур был нужен японцам как опорный пункт для дальнейшего продвижения в Китай, и забирали мы его у них только для того, чтобы пресечь эту экспансию, а база флота из него откровенно плохонькая. Единственные достоинства – Южноманьчжурская железная дорога, связывающая Порт-Артур с центральной Россией и незамерзающая гавань. А в остальном, как говорят наши моряки, лужа лужей. Зато видели бы вы Цусимский залив Асо – сразу бы обзавидовались. Огромный, глубоководный, тоже не замерзает. И ничего, что Цусима – это остров, расположен-то этот остров по отношению к российским портам всяко ближе, чем Сингапур к Британии, а Перл-Харбор к Североамериканским штатам. Если создать там соответствующую систему укреплений, подкрепить лояльным русским населением, а также натащить побольше запасов, то в разумно-вменяемые сроки захватить эту базу будет невозможно. И в то же время Цусима как пробкой затыкает собой Корейский пролив, одновременно открывая нашему флоту выход на просторы Тихого океана. Я признаю, что биться за господство над ним нам придется не завтра, и даже не послезавтра, сперва надо превратить Дальний Восток в густонаселенную и процветающую часть России. А вот тут Евгений Иванович, вам, как Наместнику, и карты в руки… Петр Первый твердой ногой встал на Балтике, князь Потемкин-Таврический присоединил к России Причерноморье, а вы будете тем, кто обеспечит нашей стране полноценный выход к Тихому океану. Ибо мало выиграть войну, значительно важнее суметь грамотно воспользоваться условиями наступившего мира…

Короче, приободрил я Наместника по полной программе, только вот говорить про намечающуюся в ближайшее время рокировку сестрицы Ольги с Николаем счел пока излишним. Сейчас в его понимании я – Наследник Престола, а завтра, в связи со слабостью моего брата, будущий Император, а потому и слушал меня Евгений Иванович очень внимательно. При этом у меня нет никаких сомнений, что сразу после свадьбы Ольга будет вполне способна начать производить здоровых и крепких потомков мужеска пола, которые и снимут с меня тяжкую обязанность быть пятым колесом в телеге и позволят жить своей собственной жизнью. Да мои потомки, скорее всего, никогда не взойдут на российский трон, но это меня ничуть не тяготит. Пусть. Зато они сами смогут решать свою судьбу, не сообразуясь с так называемыми государственными интересами, в соответствии с которыми невестами и женихами из монархических семей торгуют будто племенным скотом на рынке.

А толку? Даже «породнившиеся» между собой державы могут сцепиться между собой в такой ожесточенной войне, что только пух и перья полетят во все стороны. Ведь вопросы войны и мира решает не абстрактный «голос крови», а вопросы государственной безопасности и контроля над торговыми путями, рынками сбыта, а также источниками сырья. Еще я пока не стал говорить о том, что сразу после воцарении Ольги мы начинаем переговоры с Цынским правительством об аренде на сто лет всей Маньчжурии, а также об обретении полного протектората над Кореей. Такая информация преждевременна, но если все это удастся, то работы тут Евгению Ивановичу хватит буквально до конца жизни, и еще останется для его преемника.

* * *

12 июля 1904 года, утро. Владивосток, железнодорожный вокзал.