Раскрывается дверь, надзиратели вводят меня в кабинет и со скованными за спиной руками усаживают на железный привинченный к полу стул. Господин Мартынов – как всегда, гладко выбритый, с коротко стриженой головой – смотрит на меня своими пронзительными глазами, которые просвечивают меня насквозь не хуже лучей господина Рентгена.
– Здравствуйте, Борис Викторович, – говорит он мне несколько издевательским тоном, – ну что, готовы ли вы и к смерти, и к бессмертной славе?
Отвечаю на этот выпад не без оттенка позерства:
– К смерти, господин Мартынов, я всегда готов. Она – первейший товарищ террориста, потому что никогда заранее не известно – то ли ты ликвидируешь свой объект, то ли его охрана пристрелит тебя как собаку… Но я не понимаю, причем тут слава, да еще и бессмертная, ведь вы нас арестовали и покушение на царя не состоялось…
– А еще иногда, – издевательски добавил Мартынов, будто и не замечая моего вопроса, – бывает так, что бомба сама взрывается в руках у бомбиста и разносит его на такие мелкие куски, что потом опознать в останках человека можно будет только по обрывкам одежды.
– И так тоже иногда бывает, – согласился я, – но это неизбежный для каждого бомбиста риск, на который нам приходится идти, чтобы достичь результата…
– Сделали бы взрыватель не через задницу, – буркнул господин Мартынов, – и не пришлось бы так рисковать. Впрочем, просвещать вас на эту тему не входит в мои служебные обязанности. Должен только сказать, что некоторое время назад наша служба с санкции государя-императора объявила вам, террористам, войну. А на войне пули летят в обе стороны и бомбы взрываются не только под царскими министрами. У нас тут есть специалисты, которые все сделают четко по науке. Это я так говорю, на всякий случай. Если надумаете сбежать – знайте, что ловить мы вас не будем, пошлем вдогон пулю. А настигнуть вас она сможет в любом месте, где бы вы ни находились – хоть в Швейцарии, хоть в Североамериканских Соединенных Штатах.
– Господин Мартынов, – почти возмущенно вскричал я, – как я смогу сбежать, если прямо из этого кабинета отправлюсь на виселицу?
– Не отправитесь, – хмыкнул Мартынов, – дело в том, что государь император в своей неизмеримой милости в ознаменование победы над Японией помиловал всех членов вашей группы, приговоренных к повешению, и заменил вам смертную казнь пожизненной каторгой. Россия, блин, щедрая душа. Теперь у вас есть выбор. Или вы отправляетесь по этапу с бубновым тузом на спине, а где-нибудь на полпути конвой метко стреляет в вас якобы при попытке к бегству. Или же вы подписываете прошение о замене вам каторги участием в опасных медицинских экспериментах. А то на мышах доктор Заболотный уже все испытал, теперь нужны человеческие добровольцы. Если выживете, то с чистой совестью на свободу. Еще и книжку напишите с названием что-нибудь вроде «Записки подопытного кролика». Вот это действительно будет бессмертная слава, жертва во имя человечества, не в пример нынешней вашей известности.
– А если не выживу? – задал я вопрос.
– Ну, – развел руками господин Мартынов, – тогда, как говорят наши друзья турки, кысмет, такова воля Аллаха… Но это маловероятно. Лекарство, как я вам уже сказал, проверено, эксперименты на мышах прошли успешно, необходимо только подтверждение путем применения его на живых людях, ведь пользоваться этим препаратом будут, помимо прочих, и членов августейшей фамилии…
– Ну хорошо! – вскричал я, чувствуя что-то вроде опьянения от осознания того, что я не умру через несколько минут, – давайте я подпишу эту вашу бумагу, и дело с концом!
– Эй, фельдфебель! – чуть повысил голос господин Мартынов, обратившись к стоящему за моей спиной надзирателю, – давай сними с этого типа наручники, да поскорей.
Пока надзиратель, тихонько чертыхаясь, возился с замком моих наручников, я старался обдумать ситуацию. Отсюда, из Петропавловки, вырваться совершенно нереально, зато из какого-нибудь медицинского института, который будет проводить эксперименты, сбежать можно будет запросто. А потом ищи ветра в поле. Эти сибовцы – такие же наивные олухи, как их предшественники из охранки…
Подсунутую мне бумагу я подписал быстро, едва ознакомившись с ее содержимым; ничего сверх того, о чем говорил господин Мартынов, там не было. Три года участия в медицинских экспериментах – и вперед, на волю. Ничего, я буду на свободе значительно раньше, чем через три года, не будь я Борис Савинков… Это из могилы сбежать невозможно, но еще, быть может, из Петропавловской крепости, а из любого другого места я удеру легко.
Забрав у меня подписанную бумагу, господин Мартынов довольно хмыкнул и вдруг подпихнул по столу в мою сторону свернутую вчетверо газету.
– Помнится, – с насмешкой произнес он, – совсем недавно вы у меня спрашивали, откуда у вас взялась слава, пусть пока и не бессмертная? Вот, возьмите и ознакомьтесь, вам будет интересно…
Развернув газетку («Русский инвалид», кстати), я начал читать статейку некоего Петра Краснова, с которым, как я понимаю, СИБ поделился материалами моего дела, за исключением самых секретных моментов. Например, ничего не было сказано о том, как господин Мартынов и иже с ними вычислили нашу группу, а это значит, что предупреждения мистера Доу о предательстве Азефа были вполне правдивыми. В остальном же и сам мистер Доу, и ваш покорный слуга, как и прочие члены нашей группы, были вымазаны самой черной краской, за исключением, быть может, это придурковатой еврейки Доры Бриллиант, которую автор статейки вывел как трагическую фигуру. По его словам, она в силу своего происхождения не прошла святого крещения и не познала Божьей благодати, а значит, и не ведала что творила[11]. Еще там содержался призыв молиться за невинную душу, которая вследствие своей внутренней слепоты впала в грех ненависти. Да уж, такая слава, что лучше не надо… Умеют господа из СИБ размазать человека и смешать с дерьмом. Кстати, Азеф в этой статейке не упоминался никак; и не значит ли это, что он и в самом деле был провокатором и сдал нашу группу этим наследникам охранки?
Четверть часа спустя. Санкт-Петербург, Петропавловская крепость.
Капитан СИБ Евгений Петрович Мартынов.