Дед тем временем подошел ближе и принюхался.

— Ты что, пил?

Тут уж юнец и вовсе язык проглотил, и чтобы нас не замели, пришлось в срочном порядке придумывать отмазки.

«Скажи — ну пил и пил, драться не помешает».

— Я… — парень так и не смог выдавить ни слова, да они, в общем-то, и не требовались. Вопросы были по большому счету риторическими, ибо к моему поведению старик давно привык, хоть и не всегда его одобрял.

— Вот же оторва, — без намека на гнев произнес Альберт. — Ладно, идем. Гессен уже на месте. И не он один.

«Поверить не могу, — выдохнул аристократ. — Меня бы за такое заставили упражняться, пока бы все пиво потом и кровью не вышло. Дед никогда не наказывал розгами, но на тренировке лупил так, что никаким розгам и не снилось. А тебя даже не отругал. И так всегда. Что бы ни случилось, я всегда виноват по умолчанию. Избили сверстники? Слабак и трус, раз не дал сдачи. Проиграл поединок заведомо более сильном сопернику? Просто плохо стараешься. Получил плохую отметку, потому что вместо учебы гонял упырей по канаве? Недостаточно хорошо планируешь распорядок дня. Претензии и придирки, придирки и претензии. А ты… — с горечью усмехнулся, — дебоширишь, грубишь, влезаешь в неприятности — и никаких проблем. Ненавижу…».

Под это унылое нытье меня донесли до арены — и там выяснилось, что на дуэль явились не только участники, но и подстрекательница собственной персоной. По такому случаю принцесса выбрала короткое платье с алой шалью. Фрейлина держала над ней широкий зонт, спасающий от утреннего солнца, рядом на скамье из ведерка со льдом торчала бутылка шампанского. Одним словом, ее высочество приготовилась получать удовольствие от кровавого зрелища, а чтобы крови было побольше, вместо деревянных рапир на стойке блестели настоящие, только с небольшими металлическими шариками на остриях.

Герман в брюках и свободной рубахе отрабатывал приемы посреди поляны — судя по промокшей насквозь ткани, довольно давно — возможно, всю ночь. И хотя мы не собирались превращать спор в публичное развлечение, цесаревна ненароком (а может и нарочито) привлекла всеобщее внимание. Ведь там, где Анна — там и вся придворная жизнь.

И посмотреть на поединок пришли женихи вместе со служанками, незнакомые мне леди из числа людей, мрачные вампиры в снаряжении гвардейцев и просто случайная челядь. В итоге поляну обступили тесным кольцом, точно ринг во время боя именитых боксеров. И если для меня это лишь слегка раздражающий фон, то Трофим внезапно вздрогнул и остановился на подходе к гудящей толпе.

От алкоголя не осталось и следа, но лучше бы парень напился снова, потому что страх куда более серьезная помеха, чем легкое опьянение. Сердце припустило в галоп, дыхание участилось, ладони точно окунули в сугроб — это уже не просто ужас, а самая настоящая паническая атака. Полноценно сражаться под таким прессингом невозможно — если не вернуть управление, нас ждут десять минут позорного избиения и неминуемый проигрыш.

«Верни меня на место, — процедил, теряя терпение. — Помогай телу, а я возьмусь за голову».

«Замолчи, демон. Я справлюсь… Я докажу деду, что ничем не хуже тебя».

«Сейчас не время выделываться! Иначе мы ее потеряем, слышишь?!».

Карина тоже была здесь — стояла тихой тенью напротив нового хозяина, однако смотрела вовсе не на него. Даже издали заметил, как она оживилась, едва заметила меня — не улыбнулась, не махнула рукой, просто подняла голову и перестала выглядеть так, словно сразу после поединка намечена ее зверская казнь. Впрочем, в случае проигрыша подругу ждет участь похуже смерти, так что отступать ни в коем случае нельзя.

«Братан, соберись. Если не хочешь отдавать тушку, то хотя бы сам не тупи».

«Заткнись».

«Все, молчу. Главное — достань этого ублюдка».

Трофим на негнущихся ногах прошел мимо расступившихся людей, как через минное поле. Минное поле, сплошь усеянное огромными мохнатыми тарантулами. И со снайперами за каждым окрестным деревом — примерно так ощущал себя задохлик среди скопления зрителей. И я вообще не представлял, как он собирался драться с одеревеневшими конечностями и сумбуром в мыслях.

Гессен же, наоборот, ловил каждый взгляд и наслаждался каждым вздохом. А придворные дамы вздыхали очень часто, рассматривая из-за вуалей и вееров тугие жгуты изрезанных шрамами мышц. Несмотря на юный возраст, немец успел получить немало боевых отметин, а долгие походы, лишения и битвы превратили его плоть в гранит.