Книги

Императорский отбор

22
18
20
22
24
26
28
30

Одна чрезмерно впечатленная мадам бросила офицеру кружевной платочек, что по современным меркам все равно что швырнуть трусики или лифчик на сцену. Немец на лету поймал подарок, картинно поклонился, несколько раз взмахнув тканью перед лицом, после чего заткнул за пояс — и все это не прекращая отбиваться от соперника.

«Млять, да сделай уже хоть что-нибудь! — взвыл я, всерьез забеспокоившись, что с такими достижениями следующий платок бросит Карина».

«Я пытаюсь!».

«Плохо пытаешься! И дерешься так, словно тебя зарезать могут! Хватить ссаться, будь мужиком! Или ты думаешь, что после такого позора с тобой хоть кто-нибудь захочет уединиться?! Ладно, на меня плевать, но о себе подумай! Если продуешь — тебе даже проститутка не даст!».

Трофим попробовал усилить нажим, за что немедленно поплатился. Гессен терпел его выходки лишь до тех пор, пока дворянин играл роль послушного мальчика для битья. Но стоило раз огрызнуться, и стальной шарик ударил по плечу так, что чуть рапира не выпала. Юнец зашипел сквозь стиснутые зубы и схватился за ушибленную руку, за что в реальном бою тут же распрощался бы с жизнью.

Больше всего мне это напоминало поведение ботаника, пытающегося дать сдачи школьному хулигану, но страшно боящемуся ударить в полную силу. Ведь тогда унизительная потасовка перейдет в разряд полноценной драки, задира разозлится и тоже вмажет со всей дури. Такой подход заведомо неверен, бить надо сразу и без всяких поблажек, а если уж так страшно получить люлей, то лучше вообще убежать. Но если схватка уже началась, никаких сюсюканий, поддавков и попыток свести все в шутку быть не должно. Или ты — или тебя.

Не знаю — возможно, парня учили сражаться только с чудовищами, а у тех и мысли не появится играться с добычей или насмехаться на потеху сородичам. Но то, что дворянчик так боялся людей, лично у меня в голове не укладывалось. И сразу после удара, которым Герман показал сопернику его место, тот на место и вернулся.

И принялся снова топтать траву взамен решительных и смелых атак. Нет, воодушевлять и подбадривать такого бесполезно — слишком запущенный случай. Неудивительно, что отец и дед решились на вызов демона, чтобы сыночку-корзиночку не затравили в первый же день. Надо любой ценой брать контроль, иначе все закончится чересчур печально для всех.

— Что же вы, сударь? — немец развел руки, точно хотел обнять соперника, и сверкнул мелкими зубами. — Где ваш пыл, где ваш настрой? Неужели забыли, что стоит на кону? Ну так я напомню. Карина! Подойди ближе, не бойся.

Девушка ступила на газон и поклонилась, сложив ладони на переднике.

— Освежи-ка мне память, mein schatz. Теперь я твой господин?

— Да, ваше сиятельство, — холодно произнесла служанка.

— И согласно правилам, ты должна исполнять все мои желания и прихоти?

— Да, ваше сиятельство, — и без того грустные глаза потускнели, как мутное стекло.

— Тогда будь добра — сними свой чудный фартучек и брось на землю.

Просьба, как показалось, слегка удивила красавицу — та явно ожидала худшего, но офицер решил не выпячивать извращенную фантазию сразу, а растянуть удовольствие как можно дольше. Карина с плавной грацией робота развязала тесемки, и белая кружевная ткань упала под ноги. При этом подруга не удостоила меня и взгляда — похоже, уже все поняла и морально готовилась к незавидному будущему.

— Благодарю, — белобрысый подмигнул. — Сударь, вы все поняли? Если нет, объясню — или вы деретесь как подобает мужчине, или на вашей милой frau останутся только туфельки. Мне жаль, что пришлось пойти на крайние меры, но иначе вы, похоже, и пальцем не пошевелите.

«Трофим, ты меня слышишь? Если с нее упадет еще хоть один клочок, хоть одна сраная пуговка — я душу наизнанку выверну, но придушу тебя, даже если придется погибнуть самому. Трофим!».

Шепот толпы стал громче. Я не разбирал слов, но судя по распахнутым глазам и алым щечкам, одни нашли придумку Германа чрезмерно вульгарной, а другие — столь же волнительной. Равнодушных же не было вовсе, а это именно то, чего ублюдок и добивался. Он обожал играть на чувствах и ради результата не остановился бы ни перед чем. Такое мышление — своего рода профессиональная деформация, ведь на войне, как известно, все средства хороши.

— Трофим! — рявкнул Альберт. — На кону честь дамы! Разве я учил тебя стоять столбом?!