Вот же наглая хитрая скотина… Привык всего добиваться за чужой счет. По всем понятиям и правилам стоило наехать в ответ — да так, чтобы уже не успели разнять. Но на одной чаше весов находилось мое эго, а на другой — жизни сразу двух близких мне девушек. Думаю, не стоит говорить, какая чаша перевесила, и все же полностью плясать под дудку ублюдка я не хотел и не собирался. Поэтому вместо тупой агрессии применил против врага его же коронное «заклинание».

— Вы ведете себя, как ребенок, — совершенно спокойно произнес я. — И ладно бы ваши игры и ребячество никому не мешали. Но ведь от них — прямой вроде ее высочеству. Вот смотрю на вас и думаю — а так ли вы заинтересованы в ее скорейшем выздоровлении? Или же ваша задача — сеять смуту и раздор на руку пока еще неизвестным покровителям?

Каминский стиснул зубы и побледнел. От надменности и язвительности не осталось и следа — обвинения были весьма серьезные, да еще и озвученные при всем дворе. Вряд ли за рыжего беса возьмется тайная канцелярия, но вот слухи пойдут по всему дворцу и наверняка достигнут ушей императора. И когда тот узнает, что подонок вместо помощи скакал и скалился у тела умирающей дочки, отбор для одного из претендентов может закончиться очень быстро и крайне печально. Да еще и гвардейцы заметно напряглись и потянулись к оружию, не сводя с торгаша настороженных взглядов.

— Полно вам, сударь! — парень с кислой ухмылочкой протянул рапиру. — Я же хотел как лучше.

— Лучшее, что вы можете сделать — убраться подальше и не отсвечивать. Понимаю, в тесном зале это сделать непросто, но с вашей никчемностью можете просто заткнуться, и вас больше никто не заметит.

Многим колкость пришлась по нраву, несмотря на напряжение, тут и там послышались тихие смешки. Каминский побагровел от такого оскорбления и стиснул кулаки, я же с улыбкой и вызовом смотрел ему прямо в глаза, чувствуя значительную поддержку товарищей. Но время поджимало, поэтому бросил напоследок:

— Прошу прощения, сударь, но я не могу играть с вами в гляделки до вечера. Меня, в отличие от вас, ждут важные дела.

И подошел к столу, где уложил оружие на большую вазу со льдом — так, чтобы любой из нас мог добраться до окровавленного острия.

— Я начну, если вы не против.

Возражений не последовало. И хоть я понимал, что точно не вредил цесаревне и на свет кровь никак не отзовется, и все равно душу сковало легкое волнение, а в животе расползся склизкий холод. Ощущение, словно выходишь из магазина с пустыми руками — знаешь же, что ничего не украл, а все равно кассиры и охранник косятся. Так что не стал тянуть кота за хвост, зажег в ладони золотую сферу и окунул в нее металл. Поводил туда-сюда, добавил яркости и, наконец, потушил — меч продолжал лежать недвижимо, а багровая капля на кончике не изменилась от слова совсем.

Особой остроты процессу добавляла моя полная бестолковость в подобных делах. Я понятия не имел, что вообще должно произойти, если нужная магия проявит себя. Кровь закипит? Испарится? Начнет бегать по столу и кидаться на окружающих? И спросить напрямую не мог, иначе сразу бы вызвал подозрения. К счастью, Руслан непроизвольно пришел на помощь и подсказал, что случилось бы в случае положительного теста:

— Следов нет. Иначе проявились бы желтые прожилки. Это не свет.

— Как будто кто-то сомневался, — хмыкнул Гессен и встал рядом.

На протянутом пальце вспыхнул огонек, как от зажигалки. Долго возиться офицер не стал, чтобы ненароком не испортить образец. По логике, в случае успеха кровь загорелась бы или изошла дымом, однако ничего такого не произошло, и немец с тихим выдохом отступил. Земля показала точно такой же результат, и в запасе осталось всего три стихии: вода, ветер и кровь.

Встал вопрос, что делать дальше и к кому обращаться. Просто вылавливать случайных людей или бросить клич среди придворных, кто владеет нужными стихиями. Или же сразу обратиться к противникам, чтобы сэкономить драгоценные минуты. Каминский попивал шампанское в сторонке и делал вид, что непринужденно общается с сестрой, но вместе с тем злобно зыркал на меня. К гадалке не ходи, продумывал очередную подлянку, и просить у него что-то после прилюдного унижения — значит, унизить в довесок еще и себя. Уж лучше попросить незнакомого человека, чем говорить с этой гадюкой.

— Господа! — постучал ножиком по бокалу, как обычно делают перед тостом, чтобы привлечь всеобщее внимание.

И публика вмиг отреагировала на звон, как собаки Павлова — все навострили ушки и устремили ко мне любопытные взоры. Я прямо спросил, что нам нужны два чародея — маг ветра отыскался сразу, а вот больше никто не поднял руку. Повертел головой — может, пропустил кого — и повторил вопрос, однако снова получил в ответ тишину. Что же, этого стоило ожидать. В зале собралось человек тридцать — вернее, человек среди них насчиталось бы в лучшем случае дюжина. Все остальные — носферату, чья основная сила — кровь.

И хотя вампиры могут использовать любую стихию, по сравнению с новыми способностями она будет казаться пятым колесом. А без развития и упражнений любое колдовство рано или поздно иссякнет, а если учесть, что в запасе у вампира — вечность, они вполне могли забыть «человеческую» магию десятки, а то и сотни лет назад. Людей же в комнате оставалось не так уж много, чтобы среди них не оказалось узкого специалиста в конкретной области. Точнее, таковых присутствовало целых два — братик и сестрица Каминские — которых вполне справедливо приравнять к пустому месту.

— Если хотите, могу попросить я, — предложил Гессен.

— Да нет, — чуть не сплюнул, глядя на самодовольную физиономию Виктора, но быстро опомнился. — Я начал — мне и заканчивать.