— Не сочтите за грубость, — рыжий встал вполоборота и низко поклонился. — Но не могли бы вы… эм… достать то, что у вас между… эм… в общем, подать конверты?
— Увы, не имею права, — принцесса улыбнулась еще шире, развлекаясь на всю катушку. — Это же будет прямым вмешательствам, а согласно правилам, охранникам претендентов помогать им нельзя. Так что уж давайте как-нибудь сами.
— Мерзавец, — процедил Каминский, с ненавистью глядя исподлобья. — Думаешь, обвел меня вокруг пальца? Думаешь, тебе все это сойдет с рук?
Он выпрямился, не сводя с меня уничтожающего взора. Затем нарисовал движением кисти спираль в воздухе, и в животе внезапно стало тесно, словно я выдул ведро воды. В принципе, так оно и было, просто жидкость оказалась внутри с помощью колдовства. И надолго там не задержалась — от страшной рези я согнулся дугой и изрыгнул под ноги мутную струю. И пока я изображал фонтан, борясь с резью в глазах и переводя дух раз через раз, мучитель подозвал напарника:
— Семен, хватит бородой пол мести. Подержи этого ублюдка, а я выпытаю, что тот узнал из писем. Раз уж сами бумаги не достать, то пусть узнает, на что способен маг воды, который обучался у лучших палачей тайной канцелярии. Казалось бы, зачем такие знания купцу и мореходу, но как говорит мой батюшка, страх и боль — лучший способ добиться самых выгодных условий. Особенно, если торгуешь с тупыми дикарями, не понимающими ничего, кроме силы.
Ворон подошел и заломил руки за спину, прежде чем я сообразил, что вообще происходит. Когда тебя непрерывно рвет, да с такой силой, что звенит в ушах, сложно быстро соображать и вовремя реагировать на угрозы. Особенно, когда перед тем тебя истрепали до полубессознательного состояния и выцедили все силы.
— Что же, — франт закатал рукава и хрустнул пальцами. — Мы предлагали сотрудничать по-хорошему, ты отказался — значит, сам виноват. Теперь на снисхождение не надейся. Как и на помощь ее высочества, ведь мы все отлично помним правила состязания.
Глава 27
Желудок вновь наполнился водой до краев.
Я согнулся в три погибели, но Ворон схватил за волосы и запрокинул голову, все еще удерживая руки за спиной — ширины ладоней ему вполне хватало, чтобы стиснуть мои тонкие запястья. Каминский встал сбоку, сжал мои щеки и отвернул голову чуть в сторону, чтобы я ненароком его не облил. Затем склонился надо мной, стараясь не смотреть в угол, где сидела принцесса, и прошипел, трясясь от злобы и нетерпения:
— Что было в письмах, Трофим? Что ты узнал?
— Там написано… — с трудом удержался, чтобы не блевануть раньше времени, — как один поручик твою мать в театр водил.
Кулак врезался под дых, и тут уж я против воли изобразил фонтан. Да такой, что брызги попали на манжеты бирюзового сюртука. Палач брезгливо поморщился, словно его запачкала настоящая рвота, и провел над предплечьем тонкими пальцами. Влага тут же сорвалась с ткани, сгустилась в грязную каплю и разбилась о мое лицо — должно быть, для Каминского это был своего рода плевок.
— Поверь мне, дружок — поражение в испытании не стоит тех мук, что я тебе уготовил. Не заставляй приступать к твоим легким — избавь себя от страданий, а меня от ненужной работы. Просто скажи, кто все это устроил — и разойдемся миром.
Если бы я еще знал ответы… хотя, все равно бы не сказал. Особенно этому самодовольному мудаку. Ничего, в жизни всякое бывает — первая драка, первый поход к стоматологу, первая порванная уз… неважно — в общем, боль присутствует с человеком от рождения и до самой смерти. Надо относиться к ней философски, как к неизбежности бытия — тогда, глядишь, и переносить страдания будет легче. Мой дед на войне партизанил, через застенки гестапо прошел — и ни слова немцам не сказал. А я чем хуже? К тому же, там из людей ремни резали, а это всего лишь жалкая пытка водой.
— Молчишь? — процедил Виктор, склонившись еще ниже. — Кремень из себя строишь? Ну сейчас посмотрим, такой ли ты твердый, каким хочешь казаться.
Тяжесть в животе исчезла, и в тот же миг дыхание перехватило, а легкие обожгло огнем. Я никогда не тонул, но пару раз кусок шел не в то горло, и ощущения, скажу я вам, еще те. И когда ты понимаешь, что не сможешь вдохнуть, даже если сильно постараешься, вместе с болью приходит еще и животный страх, от которого мотор рвется из груди, а перед глазами все плывет.
Мою ситуацию облегчало лишь четкое понимание, что убивать меня никто не собирается и калечить тоже. На первый раз Каминский даже не стал испытывать мои лимиты и прекратил пытку всего через полминуты. Вода хлынула носом, и если хоть раз набирали ее на вдохе, то прекрасно осознаете, что я испытывал в тот момент.
Ощущения — врагу не пожелаешь, и даже после очищения легких дыхание восстановилось не сразу, и поначалу я висел на руке у Ворона, отплевывался и мелкими порциями глотал воздух. Попытка вдохнуть полной грудью отозвалась такой болью, словно я сделал ингаляцию перцовым баллончиком. Вот и пришлось кое-как стоять на полусогнутых и бороться с диким головокружением и слабостью во всем теле.
— Что-то ты порядком размяк, приятель, — Каминский усмехнулся мне в лицо. — Как щенок, которого вытащили из речки. Может, хватит выделываться? Неужели ты всерьез думаешь, что такой слабак — достойная пара для ее высочества? Тебе никогда не победить на этом отборе — так зачем мучиться?