Розовое письмецо с купидоном на конверте — в мои шестнадцать лет штука понятная и ожидаемая. Многие мои однокашники получают такого рода «корреспонденцию». А вот если бы Федот указал свой обратный адрес и имя — у наставника однозначно возник бы вопрос, какие такие общие интересы могут связывать юного аристократа Барятинского с одним из самых ярких представителей петербургского дна.

В полночь, значит... Ладно. Теперь я учёный, для того, чтобы выбраться из корпуса, обойдусь без магии. Ни наставника, ни дежурного преподавателя не потревожу.

Без четверти двенадцать я скрутил из покрывала «куклу». Уложил её в кровать и заботливо укрыл одеялом. Теперь, если наставник заглянет в окошко моей комнаты, он ничего не заподозрит — курсант спокойно спит.

Я осторожно приоткрыл дверь, выглянул в коридор. Наставник мерил его неторопливыми шагами. Я в очередной раз подумал о том, что мне исключительно повезло с комнатой. Она располагалась рядом с выходом на чёрную лестницу. Наставник, как я и рассчитывал, дошёл примерно до середины коридора. Шагал он от меня — то есть, смотрел в противоположную сторону.

Отлично. Успею.

Я тихонько выскользнул за дверь. Чёрной лестницей пользовались нередко — по ней ходили «дядьки», обслуживающие нас, чистящие одежду, обувь, меняющие постельное белье и полотенца. Да и курсантам иной раз проще было спуститься здесь, чем идти в другую сторону, к парадной лестнице. Дверь, ведущая на площадку, открылась без единого звука. Свет на лестнице не горел, но мне он и не требовался.

Я быстро спустился с четвёртого этажа. Обошёл корпус. Знаменскую церковь отсюда видно не было, но я знал, где она находится.

Здание академии выходило в собственный сад. По сравнению с Царским селом — крошечный, но курсанты его любили. Здесь стояли скамейки, в тёплое время года бил небольшой фонтан, весной цвели яблони и вишни.

Фонтан выключили еще в начале осени из-за холодов. Полли восторженно рассказывала, что с первыми морозами в саду зальют каток, и можно будет кататься на коньках. Я, по её словам, умел это делать не хуже, чем танцевать... Н-да. Ладно, проблемы будем решать по мере их поступления. При том, что происходит сейчас вокруг меня, основная моя задача — до этих морозов вообще дожить.

Я быстро прошёл через сад.

Ограда. Знаменская церковь — вон она... Словно в подтверждение, на колокольне глухо, коротко ударил колокол. Полночь.

— Ваше сиятельство?

Если бы я не приглядывался специально, Федота бы не заметил. Он стоял за оградой, в тени почти облетевших деревьев. С ударом колокола тень будто отделилась от ограды.

— Здравствуй, Федот. — Я протянул через решётку руку. — Чем порадуешь?

— Да не сказать, чтобы вести-то радостные, Константин Александрович, — вздохнул он.

— Не тяни, — попросил я. — Времени мало. Ну?

— В общем, по тому делу, об котором вы просили разузнать, — заторопился Федот. — Насчёт господ Юсуповых. Нет ли где чего подозрительного...

— Я помню, о чём просил. Разузнал?

— Обижаете, ваше сиятельство! Кабы не разузнал — разве ж я посмел бы беспокоить?.. В общем, если говорить коротко, то вышли мои люди на один заводик в Чёрном городе. На вид — ничего особенного. На отшибе, где при батюшке моём, царство ему небесное, ещё деревня была и козы паслись. Заводик не самый плохонький, прямо скажем — видали мы и хуже. Но и не сказать, чтобы хороший. Если есть в нём чего справного, так это забор. До того высок да крепок, что хоть ты за ним от супостата обороняйся. Мои люди, чтобы поглядеть, как оно там, только что не наизнанку вывернулись. А поглядели — в недоумение пришли. Для чего такая секретность? На вид — ничего особенного. Завод как завод. Трубы редко да жиденько, но дымят. Зато после уж мои людишки, как разобрались — креститься начали. Видите ли, какая штука... — Федот выдержал многозначительную паузу. — Рабочих на том заводе — нету. Ни одного.

— То есть? — нахмурился я. — Завод работает, трубы дымят — а рабочих нет?