— Да, — проронил я, вытаскивая из шкафа пакет с таблетками.
— Звучит как-то фантастически. Не верю я в такие совпадения, — заметила блондинка таким голосом, в котором опять зазвучала набирающая обороты ярость.
Мне пришлось снова поймать взглядом её вспыхнувший взор и внушительно проронить:
— Всё это правда!
И как только прозвучал последний звук, то я мигом ощутил страшную слабость, охватившую тело, а потом мои веки закрылись, и темнота окутала разум. Мне уже не суждено было увидеть, как вскрикнувшая девушка, принялась хлестать меня по щекам, пока я лежал на полу, подогнув под себя ноги. Я в это время блуждал где-то далеко отсюда, плавая среди беспроглядного мрака. А когда вынырнул оттуда, то почувствовал, как болит почему-то влажное лицо. Лишь спустя пару секунд я понял, что пока валялся без сознания, девушка успела разрыдаться, залив меня слезами. Похоже, что она уже похоронила меня, но Максимовых так просто не возьмёшь. Я слабо покряхтел и попробовал подняться, чем привёл Машку в неописуемый восторг.
Она мигом принялась целовать меня и бессвязно лепетать:
— А я думала сердце… остановилось. Такое бывает… даже в молодости… Понервничаешь — и всё…
— Вот-вот, — вторил я ей, отодрав от себя блондинку и приняв сидячее положение. — Это всё твои необоснованные подозрения. Довела меня. Город-то маленький. Я постоянно вижу кого-то, в том числе и Верку. Да и с Козловым часто езжу.
— Да, да, ты прав, — мяукала девушка, размазывая тушь по щекам, а потом вдруг чуть завистливо спросила: — А куда Верка-то поехала? На курорт? В Анапу? Или к Папе Минскому? У неё там вроде бы родственники есть.
— Нет, не на курорт и не в Беларусь, — буркнул я и через паузу сплёл полуправду: — Ей надо пересидеть у сержанта. Она кое-что видела и теперь ей грозит опасность.
— Да ну! — вытаращила глаза Машка, мигом забыв, что я минуту назад чуть ласты не склеил. — Расскажи!
— Не могу. Сам ничего не знаю. Да и тайна следствия, — многозначительно закончил я, устремив палец к потолку, а затем начал торопливо вставать, заметив, как заполыхал любопытством взгляд блондинки.
Она только хотела открыть рот для какого-то вопроса, а я уже ухромал на кухню, где принялся насыщаться. Конечно, Машка последовала за мной, предварительно выпив таблетку от головной боли, и стала расспрашивать, но момент уже был упущен и я на все её реплики лишь немногословно мычал. И вскоре она отстала от меня, а я напротив — начал подводить её к мысли, что ночевать в квартире не буду, а всю ночь проведу с полицейским. Тут взор Машки опять наполнился подозрением, но я кое-как убедил её в том, что мы будем расследовать дело, а не то, что она подумала. Блондинка кивнула, вроде бы, поверив, после чего потребовала поведать, что за дело. Ну и я опять сплёл полуправду, рассказав ей, что мы будем искать орудующих в городе похитителей. Вот здесь она уже точно поверила, истово закивала и даже испугалась за меня. А вдруг кто обидит Роба? Мне пришлось выпятить грудь, расправить плечи и заявить, что я сам кого хочешь обижу. А вообще — я такой крутой, что ко мне в старости придёт не Смерть, а сам Чак Норрис. Так что не переживай за меня, дорогая.
На Машку мой монолог произвёл такое сильное впечатление, что она даже картинно прижала руки к полной груди, а потом дробно рассмеялась, но резко замолчала и болезненно застонала.
Я с участием спросил у неё, допивая чай:
— Голова ещё не прошла?
— Пока нет, — печально ответила она, помассировав виски музыкальными пальцами.
Я оценивающе посмотрел на неё, и мне на ум мигом пришла мысль, что раз боль возникла после короткого гипноза, то весьма вероятно, что тому виной моя сила. Видимо, она оставляет такое последействие. Надо бы это учесть на будущее. Хотя в тот раз Машка не жаловалась на головную боль. Ну, может, воздействие было слабее или всё же совпадение? Ладно, потом узнаю. Мне ведь совершенно точно ещё не раз представится такой случай: и в Грязьгороде и потом, когда я придумаю, как освободить отца. Ну а пока надо позвонить Козлову и узнать к которому часу к нему подъезжать.
Я вытащил мобильник, нашёл его номер и нажал кнопку вызова. Тот ответил довольно-таки быстро:
— Слушаю, — прозвучал его расстроенный голос.