Я кивнул и двинулся дальше, считая каждый шаг. На пятьсот десятом лес впереди поредел, и показалось открытое пространство. Мы дошли до кромки и увидели громаду старенькой электростанции, вокруг которой наличествовал высокий забор с фонарями и чистая от растительности земля. Благодаря искусственному свету и ослабшему дождю можно было разглядеть одиноких людишек, мелькающих за забором из стальной крупноячеистой сетки. А также в полной красе предстали тянущиеся к небу гигантские бетонные трубы, из которых вырывались белые столбы, развеивающиеся на лёгком ветру.

Козлов, глядя на всё это, разочарованно протянул, приложив ко лбу ладонь козырьком:

— Роб, ты не обижайся, но идея была глупой. Что мы здесь увидим? Даже все следы аварии уже убрали. Только время и силы зря потратили.

— Хм… возможно мы не туда смотрим, — пробормотал я, крутя головой во все стороны. Что-то же здесь должно быть. У меня прямо в одном месте свербело от ощущения того, что мы на верном пути. И тут вдруг над деревьями ярко сверкнула молния. Я на миг зажмурил глаза, а когда открыл их, то пару секунд смотрел в глубь леса, после чего несколько неуверенно проронил, тыча в ту сторону пальцем:

— Вон там что-нибудь видишь? Метрах в трёх над землёй.

— Эм-м-м, — протянул дядя Коля, щуря глаза. — Какое-то сияние?

— Фух, думал кажется, — облегчённо выдохнул я, а потом заметил: — Я, конечно, не специалист, но такого в лесу не должно быть.

— Согласен, — проронил полицейский. — Но это не в лесу, а в больнице для… очень заразных. Ей перестали пользоваться ещё до Октябрьской революции, и она многие десятилетия стоит заброшенной.

— Интересные окрестности у Грязьгорода, — заметил я, задумчиво глядя на едва пробивающееся среди деревьев бледно-голубое сияние, похожее на огни святого Эльма. Кто не знает, то это разряд в форме светящихся пучков или кисточек, возникающий на острых концах высоких предметов при большой напряжённости электрического поля в атмосфере. Кстати, возможно, там действительно лишь это природное явление, а не какая-то чертовщина. В общем, надо сходить туда и проверить. Козлов мою идею поддержал, и мы стали углубляться в лес, ступая по жирной почве, смешанной с опавшими листьями. Наши ноги глубоко погружались в грязь, и где-то во время этого пути я потерял левый сланец. Глядь — а нога уже босая. Я покряхтел немного, но возвращаться не стал, а двинулся дальше, ступая голой ступнёй в раскисшую земную плоть. Блага, что хоть дождь почти прекратился, а когда мы вышли на поляну, где стояло ветхое строение из красного кирпича, то он совсем перестал идти. Даже вон тучи разошлись, обнажив звёзды и луну. Вот в её-то свете наш дуэт и увидел старинную трёхэтажную больницу с узкими оконными проёмами, лишёнными рам и стёкол. А ещё у неё полностью отсутствовала крыша. Наверное, она теперь служит полом третьего этажа. Ну и дальний от нас конец здания частично развалился. Там остались лишь стены первого этажа, а от ещё двух этажей — только гора кирпичей и почти превратившиеся в труху брёвна. Короче, больница производила мрачное впечатление, которое лишь усиливало то самое таинственное сияние. Оно находилось на третьем этаже, скрытое кирпичами. Поэтому мне пока были видны только отсветы, которые играли на противоположной стене от того места, где, по-видимому, находилось сияние. Вот эти самые отсветы мы и увидели между деревьев. Сейчас мой взор прикипел к ним, а мозг попытался понять их природу. И тут вдруг дядя Коля шумно сглотнул слюну и тревожно проговорил, тоже глядя на игру света:

— Опять магия какая-то?

— Возможно, — сдавленно бросил я, пожав плечами, а затем, хромая на одну ногу, направился к больнице, чувствуя, как сердце ускоряет свой бег. — Пошли. Скоро точно узнаем, что там.

— Надо быть очень осторожными, — строго заметил сержант, поравнявшись со мной. — Тут и кирпич на голову упасть может, да и та светящаяся хреновина уж очень мне не нравится.

— А вы представляйте, что это родной полицейский проблесковый маячок. Сразу спокойнее станет, — нервно пошутил я, а затем спросил: — А мы тут никакой хренью заразиться не можем?

Козлов скривил лицо, давая понять, что ответ на этот вопрос ему неизвестен. Пришлось идти на свой страх и риск. И страха становилось всё больше. Он с каждый шагом всё сильнее пронзал моё существо. Казалось, что лёгкий ветерок шелестел нам «уход-и-и-и-и-те, мусо-о-о-ора». Несмотря на забавность послышавшегося, по моей коже побежали мурашки, спина покрылась инеем, а насквозь вымокшая одежда неприятно стянула тело, почему-то напомнив погребальный саван.

Я испуганно покосился на полицейского, пытаясь унять дрожь в ногах. Тот упрямо шёл вперёд, склонив покрытую каплями дождя голову, и от усилия даже губу закусил. Я видел, что ему так же страшно, как и мне, и понимал, что дальше нас двигает только железная воля и желание увидеть сияние. Но вот чего я не осознавал, так это — что же тут такого вокруг ужасного? Мы ведь были и в местах, похуже этой больницы. Что вызывает в нас такой страх? Хм, а что если…

Тут я прочистил горло и прохрипел, преодолевая три ступени, ведущие к арочному входу, возле которого валялись ржавые дверные петли:

— Кажись, кто-то или что-то не хочет, чтобы мы заходили в больницу.

— Ага. Я тоже так считаю, — шёпотом откликнулся дядя Коля, до хруста сжимая кулаки с побелевшей на костяшках кожей. — Гребанная магия.

— Меня сейчас стошнит от страха, но это не мой страх, — поделился я, вступая в пределы расписанного граффити помещения с двумя лестницами, которые не внушали доверия. Доски прогнили и сочились влагой, а перила отсутствовали. По пятнистому потолку змеились трещины, из которых капала вода. Штукатурка на стенах вспучилась, словно уродливые наросты. Кое-где рос мох, трава и даже деревца. Они цеплялись корнями за тонкий слой земли, который за десятки лет принёс сюда ветер. А ещё кругом во множестве лежал бытовой мусор: фантики от шоколадок, битые бутылки, шприцы, использованные презервативы и прочий хлам.

Я тихонько проронил, мелко дрожа: